В тот раз я уже искупался и собирался идти в раздевалку погреться. Пробираясь между купальщиками, я увидел, что одному из мальчишек повезло – он оглушил крупную густеру, ударив проволочным прутом по воде.
В то время таких «рыбаков» почему-то встречалось много. В чем заключался резон таким способом добывать десятки, а может быть сотни мальков, до сих пор не понимаю. Но эта оглушенная рыбина казалась большой, да еще и азарт рыбака прибавлял прыти. Короче, взмахнул я наволочкой, наполнил воздухом, да и сиганул за рыбой в воду.
А там не оказалось дна! Наволочку из рук вырвало – я к такому повороту событий не был готов. В рот полилась вода, сквозь желтовато-зеленую воду я увидел солнце, но выбраться на воздух, на солнце, не удавалось. Я изо всех сил колотил по воде руками, но мог лишь изредка выныривать и жадно хватать ртом воздух.
На мостках вокруг стояли зеваки, и никто не бросался мне на помощь! До сих пор не понимаю почему.
Случайно я повернулся спиной к берегу, и потом несколько раз коснулся дна при более глубоких погружениях. Этого, возможно, было достаточно, чтобы отталкиваться от дна и выныривать из враждебной воды.
И так, временами глубоко погружаясь до дна, нелепо двигаясь почему-то спиной к берегу, я едва выкарабкался из воды.
Случившимся потрясение казалось так велико, что я минут тридцать стоял, а потом еще и сидел, уставившись в одну точку. Во мне боролись ужас и радость. Я радовался тому, что Я ЖИВ, что сейчас я сижу и греюсь на солнышке, а ведь мог бы УТОНУТЬ и лежать там, в пучине!
После этого события я твердо решил научиться плавать, но удалось это осуществить только на следующий год. Когда же научился плавать, а родители в этом убедились, они мне стали говорить, шутя: «Утонешь – домой не приходи».
В восьмом классе случилась новая реорганизация образования. Парней и девушек решили учить вместе. Хорошо, что нас – учеников восьмого класса школы №10 – после двух недель учебы послали на месяц в колхоз «на картошку». В колхозе мы более-менее сдружились, ну если не сдружились, то хорошо познакомились друг с другом.
Скоропалительная кампания слияния мужских и женских школ привела к тому, что во многих классах оказались балбесы, совсем не желающие учиться. Так, у нас в классе появились педагогически запущенные ребята, как сказали бы спустя полвека.
Наша «классная» Вера Ивановна С. вела у нас воспитательную работу. Она устраивала вечера отдыха для всего класса. В программу их включались загадки, шарады, ребусы, но намечались и танцы. Для нас, парней, танцы стали неожиданным препятствием к удовольствиям, так как в большинстве своем мы совершенно не умели танцевать. Но было загадкой, почему почти все девушки уже довольно сносно танцевали. Когда и где они этому научились?
Сейчас не смогу перечислить все многообразие танцев, которым нас начали обучать: па-де-катр, па-де-патинер, краковяк, мазурка и какие-то еще. Они представлялись нам каким-то скопищем не совсем логичных и не всегда гармоничных движений. На этих вечерах танцев мы, парни, неуклюже топтались, старательно глядя себе под ноги, чтобы не дай бог не наступить на ногу партнерше. Наши девчонки-восьмиклассницы были довольно милы, и их выразительные женские прелести уже бросались в глаза. Это качество еще сильнее сковывало нас и придавало нам не смелости, а нахальства. Так продолжалось почти весь год обучения в восьмом классе.
