При советской власти всем домам присвоили безликие номера. Если раньше при упоминании имени любого домовладельца у людей возникал образ дома, что-то вспоминалось и о самом хозяине, то после начавшейся революционной катавасии все круто поменялось – тогда же появились номера домов. По номеру дома ничего о нем не скажешь и тем более ничего не узнаешь о хозяине, даже о бывшем.
Потом в тридцатых годах изменилось и название улицы – прежде она носила совершенно невинное название – Громовская, а потом стала улицей Папанинцев. Чем она провинилась или какое отношение улица имела к покорителям севера, никому было не ведомо, да никто, я думаю, и не решался спрашивать о причинах переименования.
А повод у властей для переименований имелся всегда: куда ни глянь – кругом одни «пережитки прошлого», хотя бы в названиях улиц. Возможно, даже не повод, а зуд какой-то ими овладел. И власть предержащие вдохновенно занимались «искоренением» этих пережитков. Для этого они находили любые поводы – чаще это были разного рода военно-политические события, важные на их взгляд. Так, примерно в год сорокалетия Победы наша улица стала вдруг проспектом Победы. О названиях улиц, появляющихся и исчезающих в истории Вологды, а также и сохранившихся до сих пор, стоит, пожалуй, сказать отдельно.
По-моему, власти долшое время считали это искоренение своей главной задачей. Хотя если задуматься, то станет понятным, что лишение людей своих корней, своей истории не приведет ни к чему хорошему.
Так и последовательность в насаждении обезличивания домов и в уничтожении хозяев вскоре дала результаты – дома тихо ветшали: протекали крыши, облезала краска, начали дымить печи и прочее, и прочее. Оно и понятно, циркуляры писать легче, чем заниматься делом – хозяйствовать, ремонтировать, строить и все прочее. К настоящему времени дома «искоренены» в большинстве своем.
История нашего дома начинается с XVIII века. Строил его один из предков моего деда – Свешникова Алексея Александровича. Деду дом достался по наследству.
Дом построен ловольно добротно. Единственное, что было в нем слабым – это фундамент. А это, к сожалению, основа любого сооружения. В детстве я замечал, что полы в угловых комнатах заметно покаты.
Сруб дома сложен из мощных бревен. Они оказались настолько прочными, что когда дом расселили, то сруб и крышу дома перевезли в деревню близ Вологды и снова собрали новый дом. Конечно, сменили пару нижних венцов. Так что дом где-то еще живет, но уже другой жизнью. О толщине бревен сруба можно судить по тому, как в детстве, пробираясь по чердаку, мне трудно было переступать через два венца связей. А чердак дома был местом тайного хранения следов былого достатка, уюта и вкуса.
План дома довольно прост – что называется, без затей. Дом двухэтажный, в плане прямоугольной формы с довольно большим крыльцом.
В крыльце было даже два окна (помимо дверей), а над крыльцом располагался балкон. С обратной стороны дома (по отношению к крыльцу и балкону) была жилая пристройка, в которой, помимо одной комнатки, были кладовки и туалет «типа сортир».
Дом крыт железом какого-то необыкновенного качества. Во-первых, железо крыши не особенно гремело, когда по нему ходили, – оно было явно толще обычного. А во-вторых, крыша нигде не протекала в течение почти 150 лет. Хотя на чердаке в двадцатые годы был пожар – обгорели стропила и обрешетка крыши. Известно, что железо после такой передряги обычно быстро ржавеет в дожди. Наша кровля стояла как новенькая. Хотя по причине послереволюционной бесхозяйственности крышу красили очень редко. На моей памяти это случилось всего один раз, примерно в пятидесятые годы.
