Но первым заведением, которое мы посетили, оказалась баня.
Сказалось бдение у вагонного окна, оно изменило мой внешний вид. Волосы на голове были наполнены гарью от паровозного дыма. Даже за ушами скопилась грязь. Надо было срочно приводить меня в «божеский» вид, как сказала мама. Хотя ванная комната в коммунальной квартире существовала, но она не действовала – во время блокады от мороза разорвало трубы. Порешили – идем в баню.
Чайковские бани слыли заведением известным и почитаемым любителями хорошего пара. Как обязательный атрибут бани, перед входом в отделение толклась очередь. Через полчаса мы все-таки туда прошли.
Да, баня оказалась более ухожена, чем наша главная – Железнодорожная – в Вологде. В гардеробе стоял фикус! встречалось, однако, много покалеченных войной мужчин, не было толстяков, а чаще были худые и неторопливые люди. Пар в бане оказался настолько хорошим, что отец в парную сходил несколько раз.
Меня отмыли. И потом мы выпили в буфете не виданный мной до тех пор напиток – клюквенный морс.
Тетя Клава жила совсем рядом с интересными местами – с Невой и Фонтанкой, с Марсовым полем и Летним садом. Наши пешие прогулки по прекрасному городу, хотя и разбитому войной, почти каждый раз приводили к какому-нибудь новому «открытию». Это «открытие» оказывалось новым, в первую очередь для меня, но иногда бывало открытием какой-нибудь новой стороны и для родителей. Каждый виденный дом, церковь или дворец отец как бы нам преподносил. Он помнил многие свои «открытия» со студенческих времен и теперь щедро делился ими.
Но одно открытие стало неожиданным даже для отца. Им оказался Музей обороны Ленинграда. Он располагался совсем рядом с Гагаринской, и при первой возможности мы его посетили.
Теперь там располагается знаменитая «Муха», а в то время все это громадное здание в Соляном переулке было целиком наполнено блокадными экспонатами. Такого музея я не видел никогда. Потом его, к великому сожалению, разгромил Сталин, точнее, его приспешники. Теперь, конечно, что-то восстановлено, но многое исчезло бесследно.
То, что там представлена почти вся военная техника и наших, и немцев, – это еще не все. Там поражали воображение удивительные диорамы, очень много фотографий и прочих вещей, которые теребили душу и вызывали почтение к пережитому ленинградцами. Конечно, присутствовала и радость от одержанной победы, но сквозила и боль от пережитого ими ужаса и страданий. Меня впечатлила огромная пирамида из касок, которая перекликалась с верещагинским «Апофеозом войны». Конечно, это сравнение подсказал отец.
Родители посещали многих своих знакомых, и однажды в гостях на прощание меня угостили довольно большой конфетой. Но так как чай уже попили, то я так и носил ее в руке. Нельзя сказать, что я жаждал чаю, но поедать конфеты просто так, как яблоко или печенье, я не мог – не привык.
Я почти целый день с ней не расставался, а так и держал в руке. От тепла конфета стала мягкой, но шоколад, похоже, был настоящий, поэтому она «дождалась» вечера. Точнее, вечернего чая. Тут я и предложил ее тете Клаве.
Сделал свой презент я не очень деликатно, но все равно тетя была потрясена моим терпением. Мы честно разделили конфету на двоих. Я впервые понял, что подарки могут приносить радость не только одаряемому.
В поисках нужной вещи в послевоенные времена даже в Ленинграде приходилось тратить много времени, обходя один магазин за другим. Таким «способом» мы искали обычный самокат.
