– Я улыбаюсь, Клава…
– Ты, да ну его на фиг… Такую… хрень… бля…
– Пожрать, короче… тоже… не светит сегодня…
С пляжа кричат девушки:
– Мальчики-и!.. Ма-альчики!..
Плотоядно сглатывая, мы украдкой поглядываем на прыгающий красный купальник.
– Ма-альчики!.. Пойдёмте!.. Устали, небось?.. Пошли к нам!..
– Всё-таки есть бог на свете…, – Андрюха сплёвывает, недобро усмехаясь, поднимаясь тяжко, – пошли что ли…
Наскоро отряхнувшись, мы подходим не спеша, солидно.
– Устали, ребята?.., – красавица только что из реки вылезла, загорелые плечи в мурашках мокрых, грудь колышется от смеха, – Пошли к нам!.. Что вы всё, ей-богу?.. Не убежит ваша работа ни куда!.., – смеётся зараза так, что дух захватывает. Волосы мокрые назад зачёсывает. Ух… Хороша…, – Пошли в волейбол?!.. Пошли?.. Не стесняйтесь!.., – смешно хватает Андрюху за руку, – Пошли, пошли!.. Владимир Александрович!.. А где у нас мячик?..
И следующие полчаса, мы, раздевшись по пояс (она так же весело заставила снять!), бездарно играем в волейбол. Мы в кирзочах неловко скачем по песку, и девушки в купальниках хохочут, обыгрывая нас, как щенков.
… – Ну всё!, – торжественно объявляет мужик возле мангала, – Давайте заканчивайте там, спортсмены!.. Победила дружба!.. Давайте к столу уже!.. Галя, хлеб режь!..
К нему подходит наш покупатель, они негромко переговариваются, и нас отправляют к грузовику, и мы лезем в кузов, рассаживаясь и прилипая жопами к проклятым шпалам.
– Я по-быстренькому!, – кричит Владимир Александрович, – Без меня не начинайте!.. Ребят отвезу и вернусь!.. Пятнадцать минут!..
И мы пылим по дороге, и девушки машут нам вслед.
…Но так было не всегда.
Как-то нас втроём забрал сухонький невысокий старик, и мы приехали в удивительное место. Рядом с железнодорожной платформой в пять-шесть путей забором огорожен огромный склад леса под открытым небом. Высокие штабели брёвен, досок, коряг скручены проволокой в палец толщиной. Мощный запах душистой сосны, свеже освежеванной на пилораме, приятно бодрит и волнует. «Лесозаготовочная…» чего-то там, написано на облупленной табличке. Поезда лениво подтягивают вагоны с брёвнами, мужики с короткими крючьями резво прыгают, карабкаются, где поштучно, а где всем махом высыпают с шумом брёвна на перрон, брёвна звенят и подрагивают, подпрыгивая, всё вокруг покрыто щепками и корой. Лебёдка тянет на цепной удавке огромное бревно, затаскивает в большой сарай. Оттуда раздаётся ритмичный гул. «Жи-ху!.. Жи-ху!..», – постепенно разгоняется, ускоряясь, и, набрав скорость, уже орёт торопливо «жи-жи! жи-жи! жи-жи!…» Где-то рядом надрывается со слезой циркулярная пила: «Пиииии-джя-а-а-а-умммм!..»
Мы глазеем по сторонам. Всё кипит и работает. Вон столярный цех. Мужик доску тащит:
– Петрович!.. Ты де пропал?
– «Де пропал»!, – передразнивает наш старичок, – «Де-де»!.. В манде!.. Зайди ко мне сейчас!..
Петрович – бугор*. Приведя нас в небольшой и уютный кабинетик на втором этаже прямо над столярным цехом, старик усаживается за стол:
– Короче так, мужики, – скрещивает пальцы, – Без меня – ни каких движений. Понятно? Узнаю, что мутите – не обижайтесь. Понятно?
– Понятно, – говорим.
У Петровича на левой руке нет указательного пальца, а на правой – два пальца без фаланг.
– Работа не пыльная, – продолжает бугор, – не обижу. Чай-курить всегда найдётся. Щас похаваем немножко (А-а-лилуя!.., – пропело в голове) и пойдём, я вам цех покажу, и фронт работы. Понятно?..
