– Витёк!.. Чё варежку раззявил?.. Пошли с нами!.., – хохочут над кем-то.
– А пивасика нальёшь?, – парирует Витёк.
– А харя у тебя не треснет?, – ржут в голос, – От пивасика-то?..
И всё вокруг пьяненькое, добренькое и сонное. По улице почти километр мы с Андрюхой шли – навстречу ни одного мало-мальского мужика. Сплошь забулдыги какие-то.
– Не обессудьте, служивые, – скалится деликатно очередной беззубый. А сам лет на пять меня старше, наверное…
…К Петровичу внучка приходила на «Лесозаготовку». Приносила пакет с продуктами, недолго разговаривала, здороваясь со всеми, садилась на «велик», и уезжала. Мужики держались с ней деликатно, потому как Петрович шуток не поддерживал в такие моменты, и хмуро давал указания внучке, кидая холодные взгляды на нас. А девчонка была красивая. Есть такие в России девушки. Красота её свежая, словно берёзка на пригорке. Не яркая, беленькая. Лёгкое платье до колен, без рукавов. На шее бусики, носочки, сандалии смешные, часики круглые. Русую косичку Лена закручивает на макушке в калачик. И смешно и красиво. На висках пружинки тонких локонов отливают солнцем золотым. Ушки розовые. Видя на столе Петровича бутылку, Лена еле заметно хмурится, и Петрович поспешно прячет пузырь под стол.
…Осторожно притормозив, Лена ножку перекидывает, придерживая платье, в нашу сторону посмотрела серьёзно:
– Здрасьти.
– Привет.
Мужики втихаря объяснили нам как-то, озираясь, шёпотом:
– Пахан у неё сидит… Петровича сын. По пьяни жену свою забил насмерть… Беременную… Девять с половиной дали… Петрович говорит – выйдет, убью.
Мы задирали брови, качая головой, а Тушин кряхтел задумчиво, и спокойно подводил итог беседы:
– Убьёт.
Мужики согласно кивали. Мол, и не сомневайтесь.
– Пьяных на дух не переносит… Ленка-то…
А я приглядывался к Лене, и млел. До чего чистенькая девочка. Чего она делает в этой Коломне?.. Чего ждёт её тут?..
– — –
покупатель* – наёмщик на работы. Как правило ушлый делец, за бутылку сговорившийся с прапорщиком припахать солдат, бесплатную рабочую силу.
гудрон* – чёрная смола, которой пропитывают шпалы, чтобы они не гнили в земле.
бугор* – бригадир.
****
…Жарко было, помню.
Почти обед, и солнышко разкачегарилось ещё не очень, но уже и хватит, кажется.
Я в своей «десятке» стою на ж/д-переезде.
Фу, жарища…
По дороге «плавится» вдали…
Тут всегда не просто проскочить, постоянно пробка собирается.
Ни с того ни с сего вот так закрывается шлагбаум, и из-за поворота медленно выползает состав вагонов, жалобно скуля и скрежеща, и останавливается, скотина… И сидишь в машине, и машина нагревается… И ты потеешь…
И стоишь так, говорю, ты под звонками семафора, и скучаешь.
Иногда так и полчаса простоишь.
…Дорога – две полосы. Ряд – туда, ряд – «встречка».
Нас, бедолаг, перед шлагбаумом собралось уже машин пятнадцать, кто-то даже покурить вышел, кто-то движок заглушил, окно протирает.
Поезд стоит уже минут пятнадцать, звонки дребезжат…
Жарко.
В это время по встречной полосе мимо нас на большой скорости проезжает огромный «лексус» помидорного цвета:
– Бамбалейло-о-о-о! Бамбалейло! Фартуна иф ю эт кульпа миа иф ка! -ра! -сон!.., – весело орёт из «лексуса», – Бамбалейло-о-о, бамбале-ело!..
Мы с интересом наблюдаем, как джип останавливается в сантиметре от шлагбаума и начинает сигналить…
В джипе сидит пухлый паренёк лет двадцати в шикарных очках. На руке цветная татуировка и толстый золотой браслет. Хмуро выглядывая из окна, паренёк опять нервно сигналит, недобро поглядывая на поезд, хлопая пузыри жвачкой. А поезд длиннющий такой, что и не видно, где у него голова, а где ж… эта самая.
