Все дни последней недели были заполнены решением одной проблемы: Размещение приезжающих на стройку людей. Уже были забиты, все общежития, конторы, вагончики.
Горком обязал директоров ближайших совхозов, председателей колхозов селить приезжающих на квартиры в деревнях. На перевозку рабочих привлекли дополнительные автобусы, специально оборудовали автомашины. Но этого было явно недостаточно.
Поездка по деревням, которую Орлов на днях совершил, не дала ожидаемых результатов. Председатели ближних колхозов, куда размещали людей, подошли к задаче с пониманием, откликнулись на просьбу хорошо, но брали людей столько, сколько можно было расселить. Орлов же стремился разместить в каждой деревне как можно больше. Председатели упирались. Он применял в переговорах все свое дипломатическое искусство: обещал помогать строительными материалами, тракторами, автотранспортом, кое-где давил своим авторитетом. Но они упорно сопротивлялись и лишь для приличия шли навстречу богатому соседу, уступали, но скупо.
Пришлось принять решение – размещать в дальних. Возвращаясь, уставший и неудовлетворенный, Орлов клевал носом на переднем сидении ГАЗ-69. Было темно, узкая полоска дороги, выхватываемая светом фар, то шла вверх после крутого поворота, то плавно текла по равнине.
– Сосновка! – объявил заместитель начальника строительства из темноты заднего сидения. – Здесь у нас пятьдесят механизаторов на постое.
Дома выступали темными силуэтами, лишь крайняя справа изба за палисадником, ярко светилась занавешенными окнами. Истратив все время на председателей, посмотреть, как разместились строители, не пришлось, и Орлов велел притормозить. Калитка оказалась открытой. По небольшому двору прошли к дому.
Изнутри доносились звуки гитары, гул голосов. Тщательно вытерев ноги о половик у крыльца, Орлов первым открыл дверь. Большая электрическая лампа, низко свисавшая с потолка, окуталась сизой табачной дымкой. Трое сидели у стола, на котором в беспорядке недопитые бутылки, нарезанный хлеб, соленые огурцы, кислая капуста … Четвертый – чернявый в полосатом тельнике сидел поодаль, склонившись над гитарой, и вяло перебирал струны.
Появление незваных гостей вначале несколько смутило. Но затем, узнав, кто приехал, люди оживились, стали приглашать к столу, разговорились. Все работали механизаторами.
Из разговора Орлов понял, что временное проживание в деревне люди восприняли терпеливо, надеясь пробыть здесь не более месяца. Но чем подробнее он вникал в их быт, тем мрачнее становилось его лицо.
На работу выезжали в четыре утра. Дорога была плохая, автобусы буксовали, преодолевая ползком тридцатикилометровое расстояние за полтора, два часа. Еще хуже было с питанием: купить что-либо в такое время, а приезжали тоже поздно, было негде, обходились куском хлеба, привезенным из города. Постельное белье получили в одном комплекте, его давно не меняли, а дали бы два, можно было отдать постирать хозяйке.
Чернявый с гитарой сидел молча, но к концу разговора встал и представился:
– Сашка, я, Пятаков – скреперист, позвольте мне. И улыбнулся, показав блестящую золотую фиксу на верхнем ряде зубов.
– Я в общем не возражаю жить в деревне, природа так сказать, молочко парное иногда, а там глядишь, и доярочку хорошенькую встретишь. Но мне нужно не это! Мне необходимо пораньше встать, прогреть машину, заправить, а затем дать на ней выработку. После смены, опять же просмотреть, подтянуть. А я? Быстрей к автобусу! На мой взгляд, механизаторов надо перевести в город.
