Аристократичные тонкие черты лица, чуть вьющиеся черные волосы, выдающийся вперед нос.
— Герман Игнатьевич? — слегка запыхавшись, спросила я, остановившись рядом с ним. И, не дожидаясь ответа, шмякнула на соседнее кресло сумку. — Это вам.
Мужчина медленно повернул голову, при этом продолжая глазами следить за происходящим на сцене.
— По какому вопросу?
— Эм…
Вот черт!
Антон просто попросил передать сумку, он мне больше ничего не говорил. Как же там звали его начальника?
— Это от Мирослава… — фамилия напрочь вылетела из головы, кажется, там было что-то звериное. Рысь? Тигр?
Лицо Германа стал жестче, губы сжались в одну тонкую полоску. Он наконец повернулся ко мне, разглядывая со странным прищуром. Встала боком, неосознанно пряча малышку от его взгляда, и невольно сама засмотрелась на сцену.
Красивые декорации, девушки в белых пачках, на пуантах порхающие по сцене. Мужчины в обтягивающих костюмах, ловящие их в свои объятия, поднимающие вверх…
— Гончарова! — вдруг услышала я перед сценой голос балетмейстера, решившего указать одной из балерин на ошибку. Но в тот же момент Герман громко кашлянул, прерывая его речь. Балетмейстер осекся и прошептал уже тише: — Прогон без моих замечаний, но после… я вам все выскажу!
Замечания и недостатки тут мог увидеть разве что профессионал. Потому что я не видела ничего, кроме того, что балерины продолжали порхать, а мужчины в трико — сопровождать их в этих полетах. Танец на сцене был словно продолжением музыки, которую играли в оркестровой яме. Красиво, захватывающе, до трепетной дрожи.
Спохватившись, торопливо спросила у Германа:
— Могу идти?
Мало ли, может, он захочет пересчитать наличность? Но вместо ответа Герман полез в карман, откуда достал небольшую пробирку с бесцветной прозрачной жидкостью, неотличимой от воды, а затем протянул мне.
— Вашему покровителю следует прейти на опт, — насмешливо произнес он. — Купит сразу десять, и одиннадцатую подарю бесплатно.
Я не совсем поняла, был это сарказм или реальное предложение, но на всякий случай, забирая пробирку, пробормотала:
— Всенепременно передам.
Пробирка была гладкой и холодной, словно ее достали не из внутреннего кармана пиджака, а принесли только что с прохладного места.
Я понятия не имела, что там, но наверняка что-то не совсем законное. Вряд ли что-то другое могло стоить так дорого.
Сразу же, как только я забрала «товар», Герман утратил ко мне всякий интерес, снова переключившись на сцену.
А вот я, сильно нервничая, направилась к выходу. Сколько денег было в той сумке? Несколько миллионов, возможно, даже несколько десятков миллионов. И вот я сейчас держу в руках хрупкое стекло, которое стоит так дорого.
С тыльной стороны ладони так и не вытерла кровь после царапины в больнице. Переводила взгляд то на пробирку, то на руку, в которой ее держала. Надо было ее хотя бы в карман положить. Но кто же знал, что мне вообще что-то дадут?
«Хоть бы предупредил, курьер несчастный!» – мысленно ругала то Антона, то себя.
У выхода старичок с кем-то беседовал, и я замедлила шаг.
Вот только стоило смотреть еще и по сторонам. Краем глаза уловила справа движение, женский всхлип. Когда повернулась – было поздно. На меня, не заметив, налетела плачущая девушка в балетной одежде.
От столкновения по инерции полетела вперед, подгибая колени. Танцовщица, не оборачиваясь, кинулась в сторону туалета, не попытавшись мне помочь.
