– А на чьё имя писать жалобу и в какое учреждение?
«В Министерство культуры! Чтоб ты провалился со своей дурацкой лавочкой!»
– К сожалению, такой информации у меня нет. Можете сделать обращение в управу. Данные найдёте в информационных источниках или можете прийти самостоятельно и оформить ваше обращение на месте.
– А кто будет смотреть тогда за лавочкой?
– Не могу знать, – довольным голосом ответил Семён Сергеевич. – Спасибо вам за звонок и ваше обращение. Всего вам доброго.
– Да-да. Спасибо. До свидания, – пискнула в задумчивости трубка, и связь прекратилась.
– Пошел ты! – громко и вслух произнёс Семён Сергеевич.
«Чёрт знает что такое!» В сердцах он швырнул трубку и выбежал из своего кабинета. Сейчас Семёну Сергеевичу нужно было просто пройтись по коридорам или по улице, чтобы немного успокоиться. По дороге он встретил сослуживца и, чтобы разрядить себя и обстановку, рассказал во всех красках про нового сумасшедшего по улице Фролова, дом номер тридцать три, и о его безумной просьбе, и конечно же, о его ещё более ненормальной наблюдательности. Приятели посмеялись, посочувствовали бедолаге и всему дому за номером тридцать три по улице Фролова.
И снова потекли трудовые будни. И снова рутина поглотила Семёна Сергеевича с головой.
Первое неприятное воспоминание о лавочке потревожило его, как какая-то старая заноза, на одном из плановых совещаний, где заслушивался общий доклад о проделанной работе за прошедшую декаду. Докладчик упомянул о монтаже четырёх скамеек городского типа возле жилых и ведомственных домов в районе, и Семёну Сергеевичу сразу вспомнился неприятный телефонный разговор. Он даже вспомнил имя психованного – Евгений.
Весь день в голове крутилось слово «лавочка», разговор, наблюдатель за окном на втором этаже, и потихоньку в мыслях стал сам собой воспроизводиться портрет сумасшедшего. Фамилию Семён Сергеевич совсем не запомнил, но в его голове нарисовался довольно странный образ. Это был скорее всего худощавый молодой человек. У него были, наверное, довольно большие воспалённые глаза от постоянного наблюдения за природой прилегающих территорий. Ненормальный почему-то воспроизводился в воображении Семёна Сергеевича рыжим и с сильно впалыми щеками. Волосы на мысленном портрете «назойливого» были чуть длиннее, чем у среднестатистического мужчины средних лет местного района, и они были растрёпанные и неприятно немытые. Так почему-то себе зарисовал в своей голове странного, но возможно, и не буйного недовольного жителя на улице Фролова Семён Сергеевич, и его передёрнуло судорогой отвращения.
Затем все эти портреты, «лавочки», как-то сами собой снова выветрились будничными сквозняками от постоянных дел.
Гром прогремел через два-три дня, когда в кабинете Семёна Сергеевича снова раздался телефонный звонок.
В этот раз он не посмотрел на телефон, а просто схватил трубку:
– Семён Варыгин. Добрый день.
– Семён, привет! Это Степан. Тут на тебя бумага пришла.
– Какая ещё бумага?
– Даже не одна, а целых три. На всех, кому только можно, – в телефоне раздался издевательский смешок специалиста Степана Огурцова, который располагался этажом ниже.
– Ого, – фальшиво удивился Семён Сергеевич, – и от кого же?
Хотя Семён Сергеевич уже догадался, кем и откуда был брошен камень, но всё-таки какая-то надежда ещё теплилась, что это был просто не очень смешной розыгрыш Огурцова, да и бумага была всего одна.
