Левка тянется к столовым приборам, отрезает кусок вырезки.
— Малыш, попробуй, а то в твоем этом театре вечно нечего есть, сплошные бутеры и игристое для девочек.
— И давно это у вас? — небрежно обмахивает пространство белоснежной тканевой салфеткой Ян.
— Полгода, — быстро говорю.
— Год, — утвердительно заявляет Лева практически одновременно со мной.
— Так год или полгода? — Ян переводит взгляд то на меня, то на друга.
«Да что же ты такой неугомонный, Стембольский?»
[1] Герман Шипин — герой романа «Сводные. Шип и Роза»
11. Глава 10
Ян
Признаться честно, хочется вломить. Вот так без прикрас. Встать. Вытряхнуть этого накачанного щегла из штанов. Чтобы летел, как мячик по гольф-полю. Такой же зализанный и круглый…
Столько планов. И если первый щелчок по носу от Рины я перевариваю, когда она мне сообщает, что вся эта красота не для меня, то визит в ресторан этого удода Льва меня выводит. Сразу.
Едва держусь.
Пропускаю мимо его маслянистый взгляд, скользящий по фигуре Вельской. Скрипя зубами, позволяю его рту открываться и закрываться. Наверное, он даже что-то важное вещает. Наверное. Но хочется вломить. Очень хочется. А Вельская смотрит на него кошачьим взглядом, ласковым и заискивающим. И это раздражает даже еще больше, чем явление этого качка.
Ага, встречаются. И даже скоро поженятся. Интересно получается, да. Именно сейчас. Когда я хочу понять, как быть с тем вихрем, что разрывает изнутри. На куски.
— Вы что, забыли, когда познакомились? — перевожу взгляд с качка на Рину и замечаю тихую панику в ее взгляде.
К чему бы это? Боится? Но чего?
— Влюбленные часов не наблюдают, — шалею от поведения Рины, выслушивая очередную весьма устаревшую отмазку.
— Влюбленные, значит… А я вот помню, — подкидываю дров в огонь, который тихо разгорается в груди, еще не перерос в огромное пламя, так, маленький костерок, но все же. — Четырнадцатое марта.
Вельская напряженно и тяжело выдыхает, затем плотнее придвигается к своему качку, а тот тут же пользуется ситуацией и со своей тарелки кормит Рину вырезкой. У меня на глазах. Специально.
Да это как еще называется? Может, он тут ее и заодно при мне на столе… Удод!
— Малыш, — тянет свое сиропное прозвище для Рины. — Может, мы поблагодарим дяденьку за компанию и рванем в твой театр?
Все, меня кроет, в глазах начинает темнеть. Не помня себя, вскакиваю, откидывая стул в сторону.
Мозги, как у разъяренного быка, совершенно перестают думать. В глазах пелена. Красная. Сейчас я этого тореадора размажу. С первой минуты хотелось начистить ему морду. Где-то фоном слышу, как вскрикивает Рина и пытается меня остановить. Я выдергиваю руку, рубашка к чертям трещит по швам, и рукав становится резко короче, другая его часть с манжетом остается в захвате у напуганной Вельской.
— Ты офонарел, мужик?! — сплевывает кровь, сочащуюся из уголка рта, качок, когда я бью его в морду и он всем весом таранит наш единственный стол в зале.
Персонал даже и не думает вмешиваться. Все наблюдают за нашей потасовкой.
— Ян, перестань! Ты же его сейчас убьешь, — прорывается отдаленный всхлип в сознание, когда я заношу кулак во второй раз.
Отвлекаюсь и промахиваюсь, получая ответочку от оппонента.
— Ах ты ж… — мотаю головой, чтобы зал перестал наконец вращаться.
— Лев! — снова где-то голос Рины уже в его адрес. — Не надо.
Я понимаю, вернее, чую, что эта скала мышц разгоняется и бежит на меня.
