— Скажем, это был долгий путь. — усмехается он.
А я не удерживаюсь, поднимая взгляд на него. В приглушенном свете ресторана, глаза мужчины кажутся черными, а черты лица зловещими.
— И чем же ты теперь отличаешься от них? — задаю вопрос, стараясь не показывать разочарования.
— Нас. — непонимающе хмурюсь, а он лениво объясняет: — Ты должна была сказать нас. Чем же ты теперь отличаешься от нас…
Качаю головой, глубоко вдыхая.
— Просто подумай о том, что раньше бы ты бы боролся за справедливость, но никогда бы не опускался до…
— То, что было раньше, осталось там же. — перебивая чеканит металлом.
Бесполезно.
И я сама понимаю, что вряд ли я вообще смогу достучаться до него. Даже если узнаю всю правду о событиях шестилетней давности, я не смогу доказать ему, что моя любовь ни на секунду не терялась. Что я все еще вижу во снах наше прошлое, и тайно мечтаю о будущем.
Но явно не в этой жизни. В этой жизни, пути пошли в совершенно разные стороны.
— Хорошо. — киваю, глотая нарастающий ком в горле: — Тогда просто сделай то, что считаешь должным.
Вижу как проходятся желваки на его щеках.
Нам обоим больно.
И так вероятно будет всегда.
Тем не менее, одна только мысль, что он останется настолько рядом, женится на своей невесте, а во мне будет видеть исчадие ада, разворачивает настоящее кровотечение в груди.
— Ты была на пустыре, Ева? — вдруг насмешливо спрашивает.
— Нет.
Искренняя правда, потому что не могла там появиться после той последней встречи. Та территория отдает лишь страданиями и пыткой для собственной души.
— Я был. — отвечает тихо: — Асфальт закатал все, что было. А старую постройку снесли, построив новое здание.
— Намекаешь на то, что с нами было то же самое? — горечь такая ощутимая, что даже в горле першит.
— Нет, открыто говорю, что ничего не осталось. — посылает резкий взгляд и безапелляционно заявляет, заставляя схватиться за шею.
Пытаюсь сделать вдох, но не удается.
— Может быть…не осталось наяву, но это не выдворить отсюда, Демьян. — показываю на сердце, печально улыбаясь: — Несмотря ни на что.
С пару секунд мы прожигаем друг друга взглядом, а потом я разворачиваюсь, чтобы уйти и не уничтожать себя окончательно.
Однако, резкая хватка на моей руке, посылающая мурашки по всему телу, не дает сделать и шага.
Демьян наклоняется, обволакивая собой буквально всю меня:
— Тогда почему, Ева?!
— Потому что я не могла иначе…— одинокая слеза скатывается из глаз: — Не могла…
Хочется крикнуть ради тебя, но я держу в себе свою тайну, потому что знаю, что если открою, то будет еще хуже. Верить, он не поверит, а его ненависть увеличится в разы.
Бесчисленные часы я прокручивала в голове другие сценарии, задавалась одними и теми же вопросами. Они вихрем непрерывно терзали меня.
Что, если бы пришла к нему…если бы попросила помощи…если бы умоляла сбежать…сказала правду…стояла на своем?
— Ты видишь только картину, но не представляешь, что скрывается под краской. И я не виню тебя, Демьян. Я…
— Ева! — рык Марка застает врасплох, и я судорожно смахиваю слезы.
Демьян не двигается с места, тогда как я буквально отскакиваю от него.
Прохоров резким движением прижимает к себе, сжимая талию до боли.
— Я пыталась выяснить, как удалось выкупить акции.
Вру с невозмутимым лицом, скрывая страх и панику. А Демьян прищурившись смотрит нечитаемым взглядом.
— Обсудим дома. — цедит Прохоров мне в ухо: — Ты слишком часто встречаешься мне, Швец! — тут же переводит агрессию на мужчину.
