До сих пор прокручивая тот момент, чувствую те ощущения короткого замыкания. Я изумленно смотрела на парня, а он окинув ленивым взглядом, усмехнулся и пропустил, чтобы я могла пройти. И сделав пару шагов, я не удержалась и обернулась, четко попадая в плен уже задумчивого взгляда молодого человека.
Вытираю глаза резким движением, потому что из-за пелены сложно разобрать, где какой штрих нанести. Сосредоточенно смотрю на пару глаз, что с холста переворачивают внутренности.
Если честно, я бы могла открыть выставку, посвященную ему. Конечно, не считала, но многообразие самых разных ракурсов, взглядов и силуэтов мужчины бережно хранятся не только в моей душе…
Слух улавливает, как открывается замок на двери, и я быстро возвращаюсь в реальность и прячу начатый эскиз. Сажусь на высокий стул, делая вид, что размышляю о работе.
— Так и знал. — открывает дверь Марк.
— Не сложно догадаться…
— Ты ведь говорила, что плохо себя чувствуешь? — прищуриваются его глаза в вопросе.
— Верно…— киваю, смотря прямо в глаза.
Не знаю, что он думает, и как это воспринимает. Мы не делимся практически ничем, кроме того, какие выходы должны быть совместными.
Однажды, я набралась смелости и подняла разговор о том, что нам стоит завершить это никчемное существование. Но в ответ получила то, чего не ждала. Мне категорично заявили, что если наш брак пойдет по швам, то мама быстренько вернется в Россию, и ее лечение в Германии закончится.
Тогда, безумствуя от бессилия, я кричала в подушку, коря отца за то, что был ослеплен желанием власти и позволил все у нас отобрать.
Порой я задумываюсь, зачем Марку это? Почему он просто не отпустит? Ведь этот брак изначально был с огромными дырами на швах. Там просто нечему трещать.
— Знаешь…— Марк проходит в комнату, присаживаясь на небольшой диван для отдыха: — Это даже к лучшему, что бедолага вернулся.
Он ждет моей реакции, хочет получить ответы на безмолвные вопросы. А я снова беру в руки карандаш, начиная выводить абстрактные линии на чистом холсте.
— Сейчас снова потерпит фиаско. — слышу глупый смешок Прохорова.
— О чем ты? — не глядя задаю вопрос, хотя внутри все переворачивается.
— Ну как же… — краем глаза вижу, как он расправляет плечи, раскидывая руки в стороны: — Видимо ему тогда мало было.
Хмурюсь, тут же останавливаясь от своих действий.
— Мало чего?
— Вот ты и обратила на меня внимание, Ева. —усмехается оскалом: — А теперь послушай меня…
Смотрит исподлобья, что выглядит немного жутко.
— Если я хотя бы увижу намек на то, что твое поведение может испортить мне репутацию или еще чего похуже, то поверь, последствия будут необратимы.
— Моя жизнь уже необратима, Марк. — отвечаю, совершенно не пугаясь этих угроз.
Это норма.
В его руках несомненный козырь - это лечение мамы. И мы оба прекрасно понимаем, что я не сделаю ничего из того, что помешает ей его продолжать.
— Многие мечтают о такой жизни, милая. — бросает он, выполнив свой долг напомнить мне, кто я: — Могла бы быть хоть немного благодарной.
Прикрываю глаза, считая до пяти.
Благодарной…за что? За искалеченную жизнь? За ошметки души и сердца в теле? За клетку, в которой чуть ли не расписание, когда и что я могу делать?
Качаю головой, вновь возвращая взгляд к мольберту.
— Ах да, когда я возьму тендер, мы вместе пойдем к старому другу, чтобы поздравить его с нашим партнерством. — в дверях озвучивает с чувством собственного достоинства и триумфальной улыбкой.
