— Идиотская затея! — раздражённо выдыхает Романовская и плавно трогается с места.
— Считаешь?
Но это мне позволено отвлечься, она же не отводит глаз от дороги, и мы медленно, но верно движемся по, припорошённой снегом, грунтовке к границе коттеджного посёлка. Хотя как границе, просто строек там больше нет. Зато есть поле, тоже выкупленное под ИЖС[1], но пока не освоенное настолько, чтобы делать деньги, распродавая участки рядом с шикарным сосновым лесом.
— Поворачивай, иначе сядем. — Чем дальше в поле, тем более вязкое оно становится под колёсами двухтонной машины.
— Куда?
Мне кажется, или в самоуверенной броне и правда появляется островок паники?
— Хоть куда.
Моя усмешка совпадает с моей же рукой, уводящей руль влево.
Самсонов, не ври хоть себе. Это банальное желание к ней прикоснуться.
Повторяя мой манёвр, Романовская ладонью скользит по тыльной стороне моей руки.
Приходится убрать конечность хотя бы для того, чтобы не мешать. И мозг согласен с решением, в то время как всё остальное вопит, что вот она — та, кто может не заменить, но приглушить, смазать глухую отчаянную тоску, которую за десять лет мне удалось всего лишь научиться игнорировать.
Мимо ещё не проносятся, но мелькают уже гораздо быстрее дома разной этажности и степени недостроенности. Проект Романовской выделяется на их фоне как Кувейтский динар на российском валютном рынке[2]. И смотрится дорого, несмотря на кажущуюся простоту и элегантный стиль.
Хотя есть гораздо более интересные виды.
Настолько заманчивые, что не получается — ни контролировать желание, ни успокоить участившийся пульс. Не смотреть тоже не получается. И всё оказывается в разы паршивее, чем представлялось ещё вчера.
Хреново, но, в общем-то, неудивительно.
Потому что мне тысячи раз представлялось, как Кира подойдёт неприлично близко. Обнимет, как миллионы раз до этого. Прижмётся всем телом. И скажет, что мне всё приснилось — что она рядом, что никуда не уходила, что нет никакого…
Стоит вспомнить о её солдафоне и это приводит в чувство.
В нехорошее такое, предательски нашёптывающее, что Романовская — не Кира. И никогда ею не станет.
Повторяй почаще, может, запомнишь.
— Хватит.
Машина останавливается прямо посередине дороги. Неожиданно, несмотря на то, что за движением и траекторией я всё-таки следил. Потому что поцарапанную машину поменять можно, поцарапанное здоровье — точно нет.
— Разворачивайся. — И снова этот саркастичный взгляд. — Что?
— Здесь не поле, — отвечает она с язвительным намёком.
— Уговорила, в следующий раз.
— Так уверен, что он будет?
Догоняют меня её слова уже на улице. Обойдя собственный автомобиль спереди, я предлагаю руку, открывшей дверь Романовской.
— Судя по тому, как ты заботишься о сохранности моей машины, она нравится тебе гораздо больше меня.
— Она молчит и не распускает руки. — Романовская оказывается стоящей в треугольнике между мной, открытой дверью и салоном. — Выбор очевиден.
Для меня тоже.
Настолько очевиден, что из головы выветриваются все Маши, Кати и Нади, а пальцы зудят от желания дотронуться до её подбородка. Провести большим по приоткрытой нижней губе, снова услышать жаркий прерывистый вдох, а дальше…
Прекращай! Не время и не место.
— Ты предвзята. — Плевать на всё. Шаг вперёд и она оказывается в кольце моих рук. — Когда я и что распускал?
— Самсонов, а сейчас ты что делаешь?
— Закрываю тебя от ветра. — На фоне полного штиля, но когда это меня волновало.
