Но не сегодня.
Здесь и сейчас мне физически необходимо отвлечься. Забить голову чем-то неважным, но отнимающим всё внимание, чтобы, хоть до вечера, не вспоминать о глазах, что так похожи на глаза Киры.
Единственной женщины, которую я любил.
Единственной, которую не верну никогда[1].
***
— Кирилл Александрович? — Мелодичный голос пробивается в уши через слой ваты.
Надёжной, как моя дружба, если китайцы решатся и проведут обещанную многомиллионную транзакцию.
В голове творится чёрт-те что, одни рефлексы в сознании, и именно они позволяют вернуться к терминам, схемам и попытке запудрить перспективным партнёрам мозги. Если бы при этом из мыслей ещё исчез напряжённый взгляд Романовской, моим восторгам и вовсе не стало бы предела. Но, увы.
Ещё полчаса в конференц-зале звучит смешанная, русско-китайская речь, после чего симпатичная рыженькая переводчица уходит вместе с довольной делегацией. Как только за ними закрывается тяжёлая матовая стеклянная дверь, моя рука сама тянется к узлу галстука. Сегодня мне везде душно. Может, заболеваю?
Только если очередным кретинизмом.
— Кирилл, ты занят? — На пороге появляется Надя, как всегда, идеальная и перманентно радостная.
— Нет, — устало потерев лоб. — Какие-то проблемы с Иваном Фёдоровичем?
— Нет, — в тон отзывается Надя и присаживается на стол передо мной, — господин Сухоруков всем доволен и на всё согласен, только конкретную сумму и сроки он хочет обсудить лично с тобой.
— Когда? — Перевёрнутый дисплеем вверх, телефон показывает ноль звонков и ноль сообщений, и сегодня это раздражает как никогда раньше.
— Дней через пять—семь, — вздохнув, она легко сметает несуществующую пылинку с моего плеча. — Завтра Иван Фёдорович улетает с семьёй в отпуск и будет недоступен какое-то время. Кирилл, у тебя усталый вид, — без перехода, с тревогой во взгляде мягко улыбается Надя, — отдохни, пока есть время. Съезди куда-нибудь… да даже просто сними дом на пару дней.
— С тобой? — Хмыкнув, я поднимаюсь и отхожу к окну.
— Мог бы и не напоминать. — Без раздражения и грусти, с едва ощутимой горечью в голосе.
— О чём?
Неинтересно. Так же, как и проезжающие где-то далеко внизу автомобили.
Помнится, не так давно пришлось переплатить только за этот вид — набережную с одной стороны и, кипящий жизнью, центр города с другой. Хотя как недавно… Кире нравилось. И мой кабинет появился именно там, куда указала тонкая и хрупкая ладонь с массивным кольцом на безымянном пальце.
Ей нравился вид на закатную набережную, мне нравился её детский восторг.
— О том, что я такая же твоя подстилка, как и все другие.
— Прекрати. — Когда я оборачиваюсь, в ней ничего не меняется — всё та же невозмутимость, несмотря на смысл слов. — Ты моё доверенное лицо.
— Ты никому не доверяешь, — покачав головой, Надя встаёт и поправляет узкую юбку. — Но и к этому можно привыкнуть.
Впервые за пять лет нашей связи внутри появляется что-то похожее на раскаяние. Ненадолго, только чтобы кольнуть чужой обидой и исчезнуть. Придя в «КлутсФин» много лет назад, Надя доказала, что за смазливой мордашкой и аппетитными формами скрывается незаурядный аналитический ум. И она же стала единственной, с кем у меня сохранилось подобие дружбы.
Вот только с друзьями не спят.
— Ты освободилась? Подвезти тебя до дома? — Неслыханное предложение из разряда тех, что сам от себя не ожидаешь.
— Я на машине, — медленно отзывается Надя, вглядываясь в меня внимательнее.
