Читать онлайн Ольга Горышина - Бывший сын

1. 1. Пока все дома

Дина решительно открыла дверь в кабинет мужа. Не постучала — это за неё сделали каблуки. Она не разулась. Так и ходила полчаса по квартире в сапогах. Даже притопила ворсинки ковра в спальне, забирая из второй ванной комнаты большое махровое полотенце для сына. Домашние тапочки — символ домашнего уюта. А уюта без спокойствия не существует. Только спокойствием тут и не пахнет. Пахнет дерьмом, точно из незакрытой двери дачного нужника. А ей показалось, что муж что-то понял за почти неделю разлуки. Во всяком случае Дина, заказывая из аэропорта «Пулково» такси, никак не ожидала, что их с сыном ждёт полный игнор.

Взгляд Роберта был таким же жестким, как и ее хватка на ручке двери, которую она решила не закрывать.

— Ты так и не поздороваешься с сыном?

В голосе прозвучал вызов. Острые нотки, как и подбородок, которым Дина проткнула наэлектризованный воздух.

— Каким сыном?

Она не стала отвечать на выпад. Скрещиванием словесных рапир они занимались целый день до ее срочного вылета в Бостон. Их единственному сыну грозило не простое отчисление из американского вуза, а с последствиями: Артур мог узнать всю прелесть американского правосудия за несовершенное им преступление. Ну о каком изнасиловании однокурсницы может идти речь, когда они спали друг с другом целый год! Страна идиотов! Иначе Дина и не думала…

И сейчас муж в ее глазах был не меньшим идиотом и заодно… Сволочью. Да, самоустранившись от решения проблемы своего ребёнка, он перестал быть в ее глазах мужчиной, за которого она выходила замуж двадцать с лишним лет тому назад.

Голос глухой, простуженный, но Роберт не говорил по телефону, что приболел. Да и сидит за столом при полном параде, точно только что явился из офиса.

— А у тебя есть другой? — не выдержала Дина злобного взгляда карих глаз.

— У меня больше нет никакого. Артур не сын. Он — мой позор.

— Роберт, давай не при ребёнке…

Он вскочил, и кресло ударилось спинкой о подоконник.

— Он перестал быть ребёнком, когда начал трахать баб. Ясно?

Дина так и не переступила порога кабинета.

— Да за последнюю неделю мне многое стало ясно. Если мой сын тебе больше не сын, то и ты мне больше не муж.

Она хлопнула дверью и подошла к стенному шкафу в прихожей, толкнула зеркальную дверцу, и та с грохотом откатилась в сторону.

— Мам?

Дина не обернулась на голос сына, выглянувшего в коридор. Рванула на себя чемодан, который стоял у дальней стены, и, потревожив стройный ряд пальто, выкатила его на середину прихожей.

— Проваливай! — сказала она сразу обоим.

— Спасибо!

Это Роберт перехватил чемодан и оторвал от пола.

— Я сам соберу вещи. Не нужно за мной ухаживать. У тебя теперь есть кому подтирать сопли. Ещё и задницу не забудь подтереть, раз не научила в детстве.

Дина вскинула освободившуюся от чемодана руку и опустила на щеку мужа. До боли в собственных пальцах! Аж в ушах зазвенело. В горле заклокотало, но она приказала себе держаться. Первая в жизни пощечина, но и первый семейный скандал.

— Мам! Пап!

— Я тебе не "пап" больше!

Роберт орал будто прямо у неё над ухом, хотя оплеуха явно откинула его на пару шагов назад к двери рабочего кабинета.

— Ты куда?

Это Дина схватила за руку сына, которой тот захотел сорвать с крючка куртку. Только из душа. Волосы мокрые. Ноги босые.

— Ухожу! — огрызнулся Артур. — Не надо из-за меня ругаться.

— Мы не из-за тебя! — процедила Дина сквозь зубы. — Мы просто… Ругаемся.

Роберт ничего не добавил к ее словам. Испепелил сына взглядом и ушёл в спальню, оставив дверь открытой, поэтому они прекрасно слышали, как ездят по полозьям вешалки. Артур вздрогнул и пару раз бессмысленно перевёл взгляд из глубины квартиры на розовые щёки матери и обратно.

— Мам, останови его! — выпалил он наконец громко.

Дина опустила глаза и прижалась спиной к закрытой дверце шкафа.

— И не подумаю!

Потом резко сорвала с вешалки пальто мужа и бросила на пол, тут же схватилась за плащ и замерла. Ее руку сжали пальцы сына. Крепкие, горячие — большая рука и он… Большой, но такой глупый… Самостоятельный… Позвони он на пару дней раньше, до постановления об отчислении, все можно было уладить и с девушкой, и с администрацией университета. А в нем американская дурь взыграла — вера в справедливость. Да где она, справедливость? Нет ее! Сжили со свету. Со всего земного шарика!

— Ну что же вы делаете… Давай я уйду? Вы помиритесь и позвоните мне…

— Нет!

Дина яростно вырвала и руку, и плащ и едва удержалась, чтобы не пройтись в уличной обуви по дорогой материи.

— Пусть убирается к чертовой матери!

Роберт к тому моменту уже гремел бритвенными принадлежностями в ванной. Дина оттолкнула сына и размашистым шагом, чуть не подвернув каблук, прошла на кухню. Здесь ему забирать нечего, сюда Роберт не зайдёт.

— Роберт Халатович, — услышала она приглушённый голос Артура, который скорее всего зашёл к отцу в спальню. — Вы можете меня выслушать?

Она не могла уже ничего слышать. Заткнула уши ладонями, хотя отец так ничего и не сказал сыну. Руки на стол она опустила лишь когда услышала щелчок захлопнувшейся входной двери.

— Ну чего ты здесь сидишь? А? Дина Эдуардовна? Ну чего?

Она подняла глаза на сына. Сухие. Она точно это знала.

— Иди спать.

Сказала это так, словно узрела перед собой маленького ребёнка, пришлепавшего босыми ногами на кухню среди ночи. Большой ребёнок шарахнул кулаком по дверному косяку, а потом и дверью своей комнаты.

— Иди на… — произнесла она вслух то, что не успела сказать мужу в лицо.

Ничего страшного. Они достаточно долго женаты, чтобы понимать друг друга без слов. Слишком хорошо, чтобы возненавидеть. Она встала, скрипнув стулом. Подошла к шкафчику со стеклянной дверцей и достала бутылочку Гран-Марнье. Щедро плеснув в рюмку, вернулась к стулу, который не стала двигать обратно к столу. Так легче стянуть сапоги.

Молния разъехалась со свистом. С таким, с каким рвётся кожа на груди. Внутри все горело и без коньяка, но Дина сделала глоток. Потом закинула скрещенные ноги на пустой обеденный стол. Колготки мокрые, но запах апельсина у самого носа перебьёт все неприятные запахи. Да и тухлятиной несёт совсем не от ног, а из разорванной души. Сердце сгнило, причём, давно. Так какого черта после отъезда сына она продолжала жить с этим козлом?

2. 2. Родители

— Мам, почему ты не сказала, что у вас все плохо?

Артур долго подбирал правильные слова — лишние пять минут просидел на кровати, натягивая носки на ледяные ноги. Затем нацепил толстовку — озноб чувствовался во всем теле. Заболел? Да плевать… Не жрал и не спал последние две недели. Зачем добавлять ночных кошмаров к тем, что были наяву? Вот и результат. Но как тут поболеешь с этими дебилами…

Сердце колотилось, как у зайца — мог не считать пульс, зашкаливал. Что мать нагородила отцу? Если они срутся друг с другом, то при чем он?

При виде его мать убрала ноги со стола.

— Мам, коман…

Артур машинально выдал по-английски возглас саркастического недоумения и протянул руку, чтобы забрать рюмку, но та быстро исчезла под столом.

— Мам, ты две бутылки вина в самолете выпила!

Она не отвела взгляда — смотрела прямо, зло, как тогда, когда бронировала ему авиабилет в своем гостиничном номере. Там серый ковролин был светлее ее лица.

— Бутылочки, — проговорила мать медленно и сухо. — Каждая не больше бокала. И полет был десять часов.

— Чтоб ты знала, каждый бокал в самолете равен четырем на земле!

— Не много ли ты знаешь бесполезных вещей? Лучше б психологию учил! Межличностного общения.

Проглотил — горький ком. Боялся отповеди с порога, но мать ни слова не сказала ему, когда вошла в общагу, только обняла, и он, как сопляк, разревелся. Она молча выслушала и бостонского адвоката. Потом тоже молчала — переваривала услышанное, как и он сам. Мужик даже не стал браться за дело — сказал, гиблое дело, в суде нынче мужское слово против женского ничего не значит, присяжные однозначно будут на стороне прекрасного пола. Радуйся, парень, что университет навстречу пошел, не передав заявление в полицию.

— Но она нагло врет! — закричал он тогда по-русски, потому что адвоката взяли русскоязычного, чтобы избежать языкового барьера и лишнего морализаторства.

— А чем докажешь, парень?

Ничем… Все выдал как на духу перед университетском советом: потряс перед всеми грязным бельем, даже понюхать дал… Кажется, совсем не фигурально, а в прямом значении этого слова.

Мать прорвало в полете — он просил ее замолчать, потому что в самолете полно русскоязычных, но мать, видимо, слишком долго молчала. Сейчас Артуру захотелось в отместку сказать гадость ей самой:

— Ты только что преподала мне наглядный пример межличностных отношений, — проскрипел он зубами, не заботясь об эмали.

— Это тебя не касается, — глаза матери сузились.

— Ты пьяна?

Она откинулась на высокую спинку стула и растянула бледные губы в улыбке.

— По-трезвому отца выгнала? — решил он все же уточнить после воцарившегося надолго молчания.

— Ему есть куда идти, не переживай…

Рюмка появилась около ее губ, и мать сделала большой глоток — хорошо не залпом опрокинула в себя весь коньяк.

— Что ты хочешь этим сказать?

Артур почувствовал в животе болезненный спазм. Нет, только не это… Отец? Нет! Даже головой тряхнул, точно после холодного душа, когда на секунду получаешь звон в ушах.

— Я ничего не хочу тебе говорить. Я отправила тебя спать, — не отпускала мать рюмку от губ, она холодила ей подбородок. — Я тоже устала и пойду спать. Поговорим утром, если захочешь. О тебе.

— У него любовница? — Артур сунул руки в карманы джинсов, чтобы не отшвырнуть пустой стул от стола.

Мать отвела руку с коньячным ликером в сторону, улыбнулась — пьяно или скорее болезненно.

— Оказался наш отец не отцом, а сукою, — и добавила: — Это Галич.

Артура снова передернуло:

— Это ж про Сталина, нет?

— И что? К нашему отцу тоже подходит, — мать рассмеялась, но быстро оборвала смех. Глаза у нее сделались злые-презлые. — Ну а как ты думал? Ну… Не только ж тебе баб трахать. У него тоже пока трахалка не отвалилась.

— Я имею в виду… — Артур замялся, хмыкнул, глотая набежавшие слюни. — Любовница… Постоянная? Это вообще как? Почему?

— Раз интересно, спроси у отца, — снова рассмеялась мать приглушенно. — Я не спрашивала. Мне не интересно.

— То есть это все твои домыслы? — Артур принялся перекатываться с носка на пятку, не в силах устоять на одном месте. — Он тебе ничего не говорил такого? Вы не разводитесь, ведь нет?

— Нет, мы не разводимся! — мать допила коньяк и хлопнула рюмкой по столу, потом вжала освободившиеся руки в столешницу и перегнулась к нему через пустой стол. — Пока. Артур, пожалуйста, ложись спать. И не лезь не в свое дело.

— Не в свое… — он снова сглотнул и сильнее сжал пальцы на тонкой деревяшке стула. — В мое, значит, можно было влезать, а в ваше — ни-ни…

Мать прилетела без звонка, то есть позвонила уже из бостонского аэропорта имени генерала Логана и приказным тоном сообщила, чтобы он встретил ее на входе дормитория через полтора часа. Приказы не обсуждать! Университет расположен совсем на отшибе — кампус и вокруг мать его природа. И тут Дина — его настоящая мать. В куртке и на каблуках. Как она вообще на каблуках по салону самолета ходила… Придурошная.

— Между нами есть большое отличие, Артур, — мать поднялась из-за стола и облокотилась на столешницу около варочной поверхности, тоже пустой. — Я в состоянии решить свои проблемы сама, а ты — нет.