– Вот что, Виктор Павлович, – откашлявшись, начал Жуковский, – хочу тебя обрадовать: деньги нам на журнал дают! Но пока только на полгода и с одним условием…
Борисов напрягся: он хорошо уяснил, что суть вопроса заключается в том, что произносят после того, как прозвучит это самое «но».
– Что за условие такое, Геннадий Андреевич?
Жуковский утомлённо вздохнул, потёр глаза пухлыми пальцами:
– Требуют провести оптимизацию редакции!
При слове «оптимизация» Борисов поморщился:
– Ты предлагаешь мне написать заявление? – не привыкший крутить вокруг да около, без обиняков спросил он.
Глазки у Жуковского округлились:
– Ну что ты, Виктор Павлович! Чего это надумал? У меня на тебя совсем другие виды…
– Неужели замом возьмёшь?
– Выше бери! Хочу рекомендовать тебя на своё место… Но это после оптимизации!
– А сам куда? – удивился Борисов.
– Не обо мне сейчас речь, – уклонился от ответа Жуковский. – Скажи-ка как потенциальный главный редактор, кого сокращать будем? Областной минкульт предлагает нам штат редакции уменьшить на два человека…
Борисов понимал, что с начальством не спорят, но зароптал:
– Да куда ж ещё уменьшать, Геннадий Андреевич? И так не редколлегия, а какой-то огрызок! Всего семеро сотрудников, и каждый – на своём месте… Разве что мой отдел с отделом прозы объединить да уборщицу уволить – сами по очереди будем полы мыть…
Жуковский кивнул:
– Про соединение отделов – мысль добрая. Так, наверное, и сделаем. А уборщицу увольнять нельзя, – усмехнулся он. – Кто бутылки выносить на помойку будет? А может, Марковну уволить? Она давно на пенсии… К тому же прокурила здесь всё – дышать невозможно! Стуканёт кто-нибудь из обиженных борзописцев, так нас ещё и оштрафуют! За нарушение Федерального закона о курении в общественных местах.
– Геннадий Андреевич, тогда и Изя Лифшиц уволится. Они ж с матерью, как попугаи-«неразлучники», их разъединять нельзя…
– Тогда и Изю отсюда на… – Жуковский размашистым жестом показал, куда именно следует отправить «компьютерного гения» и размечтался: – А вместо этой «сладкой парочки» возьмём какого-нибудь выпускника университета или… выпускницу! Она и корректором будет, и в компьютерах разберётся. Молодёжь сейчас вся в компьютерах шарит…
Борисов недоверчиво покачал головой:
– В компьютерах, может быть, нынешние выпускники и разбираются, но грамотёшка-то у всех хромает… Такого корректора, как Суламифь Марковна, нам нигде не найти… Она уже стала символом редакции! Её на работу принимал сам… – Тут Борисов назвал имя уральского классика, некогда этот журнал создавшего. И как последний аргумент он добавил то, что на Жуковского должно было произвести впечатление: – К тому же увольнение обоих Лифшицев может вызвать скандал: упрекнут тебя в антисемитизме…
Этот грешок водился за Жуковским. Борисов, который был далёк от подобных обобщений, не однажды слышал, как главред, оказавшись в компании подвыпивших «русофилов», гнусил, что евреи захватили в России всю власть, что русскому человеку уже и шагу ступить не дают, дышать не позволяют…
После этих слов Борисова красное лицо Жуковского приобрело свекольный оттенок:
– Меня в антисемитизме упрекнуть невозможно: у меня дедушка по отцу – Зиновий Моисеевич! – сердито воскликнул он, но слова Борисова своё действие возымели. – Ладно, уговорил: Лифшицев трогать не станем. Подумаем ещё… Может, и впрямь уборщицу сократим на полставки… Да что это я так лоб морщу? Сам будешь это дерьмо разгребать, когда в моё кресло сядешь!
