Читать онлайн Алина Загорская - Царь Соломон и другие израильтяне. Если у тебя хорошие родители – будешь счастлив. Нет – станешь личностью

© Алина Загорская, 2019

ISBN 978-5-4483-0566-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Как не приедете? Почему???? Мост сломался???? Какой – Аялон? Через рот… Ясно.. Нет – какие обиды, бывает. Ок, созвонимся…

Блин! А я уже запаковала все – до последней ложки! Друзья называется… Вырастала из друзей, как из одежды. Казалась сама себе умной и непростой. Потом отсеялись знакомые. Позавчера ребенок орал, что ненавидит и хочет в этой жизни одного – не быть похожей на меня, а сегодня на мою почту не приходит даже спам‼ Нет, я не жалуюсь, живется мне в общем-то неплохо… Хотя не исключено также, что я уже умерла‼!

Я хотела рассказать о том, как ехала за границу, а оказалась в Израиле – справа-налевой стране, где замечательно быстро сохнет белье, а вместо четырех сезонов три: хам, хам меод и хамсин1. Но сегодня что-то пятое: льет и льет, нос за дверь не высунешь. Это хорошо для страны, но совершенно отвратительно для конкретного гражданина. Короче, если вы меня спросите, как жизнь, я вам отвечу: по-разному. То плохо, то очень плохо…

Раньше я жила на улице Гордон и думала, что люблю Израиль. Когда переехала в Бат-Ям, то поняла, что любила я в сущности улицу Гордон и ее королевское окружение: улицы Шломо-а-Мелех, Шауль-а Мелех, Эстер-а-Малька и Кинг-Джордж2. Как до этого Галкина, Палкина, Чалкина, Малкина и Залкинда. А моими соседями были интеллигентные тель-авивцы – «еким» и «фриким»3. Один из них, Шизаф, человек ограниченных физических возможностей и неограниченного миролюбия, требовал полюбить арабов как саму себя и даже вывесил на балконе плакат: «Только МЕРЕЦ4 принесет народу счастье!»

Или фрау Грети Рудякофф – вдова киевского профессора из Германии. И не спрашивайте, кто откуда – ясно лишь, что Грети не из Киева. Ей восемьдесят девять лет, и она блистательная красавица: эта улыбка, напоминающая о Голливуде времен Марлен Дитрих, камея на кружевном воротничке. Эх, не быть мне опрятной старушкой, это куда сложнее, чем красивой женщиной. Вот когда жизненно необходимы бриллианты, джакузи и личный массажист. Впрочем… Глупо и неприлично жалеть о молодости и красоте. Масса людей прошли через это – и ничего! Умерли…

Но вернемся к Грети. Прихожу к ней просить ключи от крыши – надо мои русские телеканалы обустроить – и вгоняю ее в состояние фрустрации: «Абсурд, хар Данцигер, фантастише абсурд!» – это она с хозяином по телефону мою проблему обсуждает. Что характерно для «еким» – шестьдесят два года знакомства и все еще «герр Данцигер». Наконец она снисходит и объясняет на иврите: оказывается, не иметь ключей – это вопиющее легкомыслие! Если случится пожар и на крышу приземлятся «геликоптеры», то будут спасены только владельцы ключей, а я погибну в пламени!

Напротив, в полуразвалившемся особняке с вавилонскими каскадами жил Большой Хези. Дом построил его папа – владелец такого же дворца, но в Багдаде. Хези сдавал квартиры за символические деньги, и требовал от жильцов – всех, кто влип – любви, а также регулярно выходить на физзарядку, молитву и субботники. Жильцы его ненавидели и втихаря мечтали о революции. По утрам Большой Хези вываливался на балкон и орал: «Слушай, Израиль! Мэрия Тель-Авива – воры и бляди!» – потому что денег на этот коммунизм не давали.

А когда я выходила в ночную смену – то еще удовольствие, кто понимает – этот сверкающий, шумный даже в шаббат город принимал меня в свои объятия как добрая мама. Нет, скорее, как ласковый, загорелый и нахальный моряк дальнего плавания. Мне становилось тепло, уютно и хотелось идти, не останавливаясь. И я шла, и замечала по дороге, что на углу Дизенгофф и Гордон открыли новое кафе – примерно двадцать восьмое по счету на этом углу. Слава те господи, будет наконец, где перекусить!

Потом жилье подорожало, и пришлось взять шутафа5. Его звали Сергей, и будь он тараканом, я бы сказала, что это очень правильный таракан – не высовывался, когда я дома, и не оставлял следов. Но иногда, к несчастью, он открывал рот. «Это твои таблетки? Выбрось немедленно – все лекарства гадость», «Израиль – сраная страна, я на нее срать хотел!» «Друг твой застрелился, потому что дурак», «Приду поздно, но трезвый». Благодаря ему, я теперь в курсе, что означает выражение «человек русской культуры». Это когда сначала поливают Израиль, потом объясняют, какое ты, в сущности, дерьмо, а в конце сбегают, не заплатив за квартиру.

В результате я перебралась в Бат-Ям – маленький филиал ада. Не верите? Цитирую: накануне праздника мэрия Бат-Яма «приглашает посетить Музеон Бейт ха-Шоа и осмотреть ландшафтно-архитектурную экспозицию, моделирующую карту концентрационных лагерей Европы периода Холокоста». Весело-весело встретим Новый год!

Теперь я живу в районе Амидар, возле белой арки и черной пушки, и меня окружает электорат ШАС6 —«хозрей тшува, ше хаю бифним». Ну то есть вернулись из тюрьмы в лоно религии. Шимон из квартиры напротив знает по-русски два слова – «блад» и «хуйня» и одну фразу – «зе пиздец таим»7, чем крайне гордится. А Шломи с нижнего этажа стучит молотком до глубокой ночи, и на все замечания отвечает одинаково: «Я этот дом сожгу!»

– Шломи, но ведь у нас с тобой один дом.

– Вот потому и сожгу.

Да, экстраполяция не его сильное место. Он все время строит – застроил двор так, что велосипед негде поставить. И плевать, что мэрия планирует снести «кибенемат» всю эту Воронью слободку – правовое сознание на нуле. А в синагоге пляшущие человечки сначала орут «Барух ата Адонай», а потом рассуждают об «привить детям научное мировоззрение». Щас врублю им французский шансон – к вопросу о мировоззрении. Равноправия никто не отменял!

Так, расслабилась, успокоилась, взяла себя в руки.… Все будет хорошо, пути Господни неисповедимы, а жизнь прекрасна и удивительна… Если правильно подобрать антидепрессанты.

А хотите, я опишу вам свою ежедневную прогулку по Яффо? Он совсем не похож на криминальное Русалкино8, где море ласковое, а у жителей на лбу написано «Жизнь – говно и сделать ничего нельзя… по эту сторону прицела».

Яффо очень живописный. Там пахнет морем и рыбой, там среди трущоб красуются роскошные белые дворцы, из которых мусор выбрасывают прямо на улицу – под ноги туристам. Над городом возвышается музей Иланы Гур, которая заработала миллионы на пряжках для ремней и вложила их в эту крепость и крайне абстрактное искусство. Понять его не дано никому, но музей посещают ради чудного ресторанчика на крыше. Потом рассказывают знакомым: были в музее… давка нехмад9.

В Яффо живут братья-арабы, и гулять по нему… ну скажем так: интересно. Сегодня подошел ко мне юный арапчонок и спросил: эйх ани нихнас ла кус шелах?10 Деловито, будто дорогу на рынок выяснял. Я сначала опешила, а потом прикинула кой-чего кой к чему и поинтересовалась: это у вас так принято знакомиться? Не поверите, он смутился! Наверное, не захотел отвечать за весь народ.

Есть там овощная лавка, владелец которой почему-то уверен, что я очень хороший человек. Он сообщает об этом регулярно, а я в ответ прошу его поделиться своим мнением с моей дочерью. Как-то летом этот сын Востока спрашивает:

– Почему ты не заходила раньше? Я бы тебе подарил арбуз…

– Так что же тебе мешает сделать это сейчас? – недоумеваю я.

А он отвечает (внимание, тут будет сложно):

– Я тебе хотел сделать подарок на пятьдесят шекелей, а сейчас они совсем дешевые, всего пятнадцать – нет смысла…

И я ушла – без арбуза, но в полном восхищении. Потому что Восток – это очень, очень тонкое дело.

Впрочем, есть у меня и настоящие друзья. Например, бывший крестный папа яффской наркомафии. Имя называть не буду – разве что в переводе: Пан Аравийский, понтифик. Он потерял в криминальных разборках всех сыновей, совершил хадж в Мекку и стал праведником: не грабит, не убивает, не изменяет жене – ну почти. Мы встречаемся на пляже Гиват Алия – в последнее время годфазер пристрастился ловить рыбу.

– Дополнительный заработок? – спрашиваю.

– Нет, с морем разговариваю, рыб зову…

– Приходят?

– Только девушки. Мужики не хотят.

– А как ты их различаешь?

– Ведут себя более сексуально.

Накануне выборов выяснилось, что «отец арабов» собирается голосовать за… Либермана. Еле уговорила отдаться Ликуду. Хороший человек… Если не врет, конечно.

Но вот Яффо закончился, начинаются приморские скалы с их неизменным лежбищем кошек. Сочетание охренительное: вечное море, древние камни – и символ уюта кошка. Причем в каких-то промышленных количествах – лежбище, одно слово. Что они там делают – неизвестно, но выглядит довольно безумно… как скрипач из Бердичева среди пальм и минаретов.

Вообще, это даже как-то глупо и несвоевременно – рассказывать, как я приехала в Израиль. Ей-богу, ну кто же его – в смысле Израиль – еще не знает? Здесь нас уже больше чем там, и дел у нас немало, и проблем… И кому это вообще интересно, где живем? Интересно – как! О-о.

Но я вам все равно расскажу. Даже если вы мне за это не заплатите. Потому что я такой человек, что всегда рассказываю. Потому что если не рассказать – то как бы ничего и не было. «Жил-был я – помнится, что жил…» А если описать – то это уже факт. А если хорошо описать – то даже явление культуры.

С чего начинается Израиль? С израильского центра – такой бедной на лицо, но богатой внутренне развалюхи с повышенной концентрацией лиц еврейской национальности. Нет, даже не так. Никакой они не национальности, несмотря на то, что Шнеерзоны и Янкелевичи. Они работают евреями, потому что им за это платят. И они сидят в своих кабинетах, и принимают других, которые тоже не особо евреи, но по иной причине. Те, другие – глубоко русские (или украинские) рабочие и крестьяне. С неуверенной гордостью сообщают они каждому встречному в этом самом центре: «Наша бабушка была в девичестве Волькенштейн!». Они приезжают из Мелитополя и Жмеринки и стоят в очереди до глубокой ночи. Иногда выходят на улицу, многажды предупредив соседей, что они сейчас, сей момент, совсем ненадолго. Охранник такие выходы не одобряет – видимо, они наносят ущерб безопасности Израиля. А про безопасность тут понимают! Нет большего патриота Эрец Исраэль, чем колхозница из Пятихаток, чью бабушку Волькенштейн признали легитимной. Но природа берет свое, а туалета для народа в консульстве не предусмотрено.

В очереди тоскливо… Вот девочка лет семнадцати с огромным животом и лицом сикстинской Мадонны, и ее муж – лет сорока и с внешностью Шарикова. Хорошо бы его не пустили в Израиль – думаю я себе – ведь и вовсе калмык какой-то, ну что ему там делать? А девочка смотрит на него любящими сикстинскими глазами, и гладит потихоньку, и становится от этого еще красивей.

Еще одна супружеская пара учит иврит и все время ругается. Они почти старики, но отношения легкие, студенческие:

– Валька, ну ты поняла или нет? Олехет – это в настоящем времени. А в прошедшем – алахти. Очень просто.

– Да отстань от меня, это тебе просто. А я все думаю – стулья складные брать или нет? Фима говорит, что со стульями там проблема…

– Этот твой Фима сам большая проблема! Десять лет в Израиле – никто, ничто и звать никак! У него – другое, у нас – совсем другое.

– Я посмотрю, кем ты там станешь….

– Не отвлекайся: олхим, олхот, алахну…11

Но вот долгожданная дверь открывается и я внутри. Консул очкаст, толст, важен и говорит по-русски почти без акцента. Правда, потом оказывается, что сам родом из Харькова. Он просматривает документы и одобряет: «Так, мать, Мира Абрамовна, – хорошо, отец Виктор Теодорович – очень хорошо. А как бабушку звали? Эсфирь Рафаиловна? Очень, очень хорошо – поздравляю с израильским гражданством!»