Царь степей. Aspergillum Lуdiаnum (сборник) - страница 11

– Все цело, ничего не сломано и не вывихнуто, а только сильно помято и поцарапано. Нужен только покой и ничего более. Ты, вероятно, прыгнул?

– Нет! – ответил Рауль. – Но в эту ужасную прошлую ночь среди подводных скал, вынужденный поддерживать жену, которой ее платье мешало плавать, я обо что-то ударился ногами и заметил это, только когда доплыл до берега. Оказалось, что я ходить не мог, так что сюда я дополз.

– Капитан твоего корабля неужели был так неопытен, что не знал о существовании подводных камней Скорпионов?

– Я знал эти камни, – ответил молодой человек, – и чувствовал приближение урагана, уничтожившего мою бедную «Ласточку». Но дело в том, что в море, почти на три мили расстояния, существуют особые течения и водовороты, никем из мореплавателей не отмеченных на карте. Благодаря легкости моей шхуны мне, конечно, удалось бы избегнуть подводных камней, но наступивший штиль сделал невозможным движение корабля, и если бы ураган…Так же точно, как и моему бедному отцу, – добавил молодой капитан грустным голосом, – мне приходится теперь оплакивать смерть нескольких добрых и честных людей, доверивших мне свою жизнь…

– Двое из твоих спутников находятся там, за этим утесом, – сказал Тейтли.

– Как их зовут? – одновременно воскликнули муж и жена.

– Имен их я не знаю, но один из них невысокого роста с поседевшей бородой, а другой – молодой человек, гладковыбритый.

– Матюрен и Бильбоке! – произнес Рауль, взглянув на жену, на глаза которой выступили слезы.

Как-то нерешительно и впервые с чувством страха Валентина спросила, обратившись к предводителю:

– Так их только двое?

– Двое!

– Несчастный Пьер! Несчастный Жан! – печально прошептала молодая женщина.

Тейтли подозвал индейцев и довольно долго говорил с ними. По-видимому, все с одобрением отнеслись к тому, что он говорил, и как только тот замолк, двое из толпы отделились и почтительно подойдя к раненому подняли его и понесли на руках, сопровождаемые шедшей рядом Валентиной. Когда повернули за холм, то встретили Матюрена и Бильбоке. При виде капитана и его жены оба матроса радостно вскочили и бросились к ним. Матюрен плакал, а Бильбоке весело и громко смеялся. Как один, так и другой, хоть и по-разному, но одинаково сильно выражали свое чувство.

– Надеюсь, капитан, что нет серьезных аварий? – сказал Матюрен, вглядываясь в Рауля.

– Кажется, друг мой, что нет!

– Первый раз в жизни я оказываюсь связанным, и мне до сих пор никогда мысль не приходила, до такой степени это неудобно, лишиться возможности распоряжаться своими руками.

– Я тоже такого же мнения, – поддержал Бильбоке, энергично встрепенувшийся всем телом.

Точно поняв желание обоих матросов, подошел к ним Тейтли, и сам развязал путы. Матюрен тотчас же подбежал к Валентине и поцеловал ей руки, а Бильбоке, к великому изумлению дикарей и Тейтли, сделал такое движение рукой, как будто бы подбрасывал вверх какой-то предмет и подхватывал его обратно. Это он всегда проделывал в важных случаях, выражая этим как радость, так и огорчение.

Привычку эту он усвоил еще в то время, когда поступил юнгой на корабль, где служил матросом его крестный отец и опекун Матюрен.

Несшие раненого осторожно взобрались с берега на пригорок и положили молодого капитана на землю около той хижины, где ночью спала Хоцитл.

Четверо потерпевших кораблекрушение, оставшись одни, снова пожимали друг другу руки и расспрашивали о судьбе своих спутников, увидеть которых они еще не теряли надежды. Все спасенные были очень печальны, вполне осознавая свое ужасное положение, так как, спасшись от смерти, они все-таки попали в руки диких индейцев, которые если даже пощадят их жизнь, то, возможно, обрекут на более тяжкое, чем смерть, а именно, рабство. В это время Тейтли говорил с мицтеками, собравшимися около костра, и в его речи часто слышалось имя Тецкатлипока. Он возвещал воинам, что пленники предназначались для принесения в жертву на алтарях этого божества, которое почитается индейцами как творец неба и земли, хотя они почитали еще более древнее божество Гуицлипохтли, кровожадного бога битв. Посвященные Тецкатлипоке каким-либо предводителем с того момента пленники признавались не только неприкосновенными и не подвергались каким бы то ни было оскорблениям или дурному обращению, но даже в течение целого года они окружались особым почетом со стороны всех индейцев, так как признавались принадлежащими только Богу.