Из беседы М.М. Медведева с Г.П. Никулиным:
«…И вот этот товарищ Ермаков, о котором я рассказывал, который себя неприлично вел, присваивая себе главенствующую роль, что это он все совершил единолично, без всякой помощи.
И когда ему задавали вопрос:
– Ну, как же ты сделал?
– Ну, просто, – говорит, – брал, стрелял и все…»{111}
Сам же П.З. Ермаков в своей краткой биографии, хранящейся в ЦДООСО (бывш. Партийном архиве Свердловского обкома КПСС), описывал этот факт следующим образом:
«Уральским Исполнительным Комитетом я был назначен начальником охраны дома особого назначения, где содержался бывший царь Романов и его семья под арестом.
16 июля 1918 г. по постановлению Областного Исполнительного Комитет о расстреле бывшего царя Романова{112}, я постановление привел в исполнение – сам царь, а также и семья была мною расстреляна. И лично мной самим трупы были сожжены. При захвате белыми Свердловска остатков трупов царя найти не удалось.
3 августа 1932 г.»{113}.
Желая увековечить себя как «истинного» цареубийцу, П.З. Ермаков еще не раз прибегнет в своих мемуарах к теме расстрела и сокрытия трупов бывшей Царской Семьи. В отличие от других участников этого убийства он оставил не одно, а целый ряд воспоминаний, в каждом из которых будет особо подчеркнута его главенствующая роль в этом деле.
Не забывал он упомянуть и о своем сданном в музей Маузере:
«Я спустился книзу совместно с комендантом, надо сказать, что уже заранее было распределено, кому и как стрелять. Я себе взял самого Николая, Александру, дочь, Алексея потому, что у меня был маузер, им можно верно работать, остальные были наганы»{114}.
Однако приведенные выше строки являются частью «литературной правки» воспоминаний П.З. Ермакова, переданных им в Музей революции СССР, сотрудники которого 2 ноября 1952 года сняли с них заверенную копию по просьбе работников Партийного архива Свердловской области (ПАСО). На самом же деле неграмотность нашего героя была попросту фантастической, наглядное свидетельство чему – этот же отрывок, вынесенный в примечания{115}, который весьма наглядно показывает его исключительную амбициозность в деле претензий на лавры «главного цареубийцы». Но даже этого ему казалось мало. В своем желании выделиться еще больше из числа сотоварищей, П.З. Ермаков однажды дописался до того, что лично участвовал: «…в Октябрьском перевороте на судне «Аврора». И, как совершенно справедливо отметил в своей книге «Женевский счет» Ю.П. Власов, осталось только добавить – на капитанском мостике!{116}
Но если все же постараться отбросить всю претенциозность этой, с позволения сказать, «исторической хроники» (в совокупности с убогостью ее изложения), то перед нами с очевидной ясностью встает вся глубина трагедии, постигшей 11 человек, 10 из которых были злодейски умерщвлены, даже без какой-либо видимости правосудия.
А чтобы читатель не счел автора несколько отклонившимся от темы нашего исследования, последний позволит себе заметить, что П.З. Ермаков отнюдь не случайно конкретизирует внимание на том, что только у него был пистолет Маузера: «…у меня был маузер, им можно верно работать, остальные были наганы».
То есть прямо свидетельствует о том, что у всех тех, кто принимал участие в расстреле Царской Семьи, были револьверы Нагана, и только он один имел в качестве личного оружия пистолет Маузера.
Однако для того, чтобы разобраться в этом на первый взгляд не вызывающем сомнения факте, попробуем взглянуть на него с новой, совершенно не исследованной ранее стороны.
