Не сидеть же, раздумывая, отчего поцелуй Елисеев не разбудил ее. И отчего после Елисей не вернулся, уехал, сказывают, вовсе.
Не лелеять же планы, как бунт против сестрицы Наины поднять. Уж и самой это глупостью кажется.
А только… возвращаться в царский терем али в академию ехать не тянет что-то. Обида-то никуда не делась. Да и здесь, среди богатырей – будто на своем месте она, Алевтина. Не неудачная царевна, которой никогда до собственной старшей сестры не дотянуться, а младшая ученица в богатырском отряде. Может, и не все у нее сразу получается. Так ведь и терем строят по бревнышку!
Правда, все эти соображения нисколько не делали болото менее пахучим. Да и комары добрее не становились. А смахивать-то нельзя – заметят. Гуси и обычные-то, сказывают, умные птицы. А уж гуси-лебеди…
Гусей-лебедей, говорят, вывела в далекой древности какая-то ведьма, скрестив обычного гуся с мелкой нечистью. В те времена маги не давали еще клятв не причинять зла, и зубастые хищные птички добывали той ведьме детишек для опытов.
Столетия спустя гуси-лебеди, одичав без присмотра, стали перелетными птицами, и на лето это бедствие прилетало в Тридевятое. Уж как только ни пытались их отвадить!. Бить-то без нужды нельзя: Совет Магов из Города-у-Моря объявил птичек реликтовой нечистью. А вот заполучить себе экземпляр-другой для изучения мечтал каждый колдун. Мечтал, да все без толку: полуразумные птички никому не давались в руки. А вот детишек по старой памяти и похищали, случалось.
Вот и сейчас прилетела к богатырям весточка из села у болота, что похитили гуси-лебеди ребятенка малого. Надо, стало быть, ребеночка спасти, гусям-лебедям окорот дать, а лучше того – вовсе из здешних мест выгнать, чтоб неповадно было.
Вообще-то Алька, памятуя свой опыт с курами, подозревала, что с гусями-лебедями у нее тоже не сложатся отношения. А куда деваться? Дело есть дело.
Вот и лежала теперь в камышах на мокрой топкой земле у мелкого озерца с заболоченными берегами, клин в небе высматривала. Где-то тут неподалеку у них гнездовья.
Бывалые охотники сказывают, чтобы гуся подманить, чучелко сооружают, али из дощечек обманку вырезают. Еще в свистки-манки дуют – птичьими голосами подзывают. Гуси вроде как к своим и приземляются.
Чучело гуся-лебедя сооружать было не из чего. Такого поди сооруди!
Вот и лежала царевна по уши в грязи и с перьями в волосах. Комаров кормила. Таилась. Надеялась, что хищные птички на один только голос подманятся.
Клин оказался невелик – всего-то пять птиц, но заметно их было издалека. А стоило Альке дунуть в свой манок, издавший протяжный гогочущий звук, гуси-лебеди резко изменили направление полета, с таким целеустремленным видом и такой скоростью направившись к земле, что так и показалось, будто сейчас вожак-то точно клювом в болото воткнется.
Не воткнулся. У самой озерной глади снова резко изменил положение тела и затормозил о воду. Следом плюхнулись и остальные птицы.
Выглядели гуси-лебеди… да, собственно, как гуси они и выглядели. Разве что размером с доброго теленка каждый. Да еще в клювах у них в два ряда такие зубищи росли, что впору серому волку обзавидоваться. Гуси тянули шеи в разные стороны, высматривая, кто кричал. И только вожак, мгновенно сориентировавшись, уставился точно в те камышовые заросли, где затаилась охотница.
Алька почувствовала, как вопреки припекающему жаркому летнему солнышку по спине пробежал холодок. Где там богатыри с сетью?! На всякий случай она, стараясь не приподниматься, чуть отползла назад.
