– Есть легенда, что однажды прекрасная княжна полюбила простого юношу. Узнал об этом князь-батюшка, воспротивился желанию дочери, велел казнить неугодного. Да только не учёл, что любовь та Ладой была дарована…
Жрец Мары замолчал, словно подбирал слова, а я прислушалась к рассказу, лишь бы не растравливать собственные душевные раны.
– Упросила Лада Мару дать влюблённым второй шанс. И так уговаривала, что даже смерть отступила. Поставила условие: если сможет княжна пройти полем печали и скорби, если не остановится, то вернёт ей Мара возлюбленного.
– И что же, прошла? – с точно выверенной долей интереса спросил Иван. Словно бы ему было немного любопытно, но история не то чтобы захватила. Или это мне теперь в каждом его слове будет чудиться обман?
– Закрыла глаза княжна и ступила на поле. Набросились на неё тени страхов – верные прислужники Мары – закрутили, начали терзать, душу выворачивать. Шла княжна, слёзы роняла, да не останавливалась. А каждая слезинка, ради любимого пророненная, в драгоценный камень превращалась – не принимала проклятая земля силу чистой любви, впитать была неспособна.
– Прошла? – не выдержал царевич, словно история его действительно интересовала. А может, так и было.
– Прошла, – ответил колдун и вздохнул. А сердце его стало биться с перебоями, даже лягушка начала шевелиться.
– Счастливый конец, – проговорил царевич удовлетворённо.
– Только это ещё не конец. – В голосе жреца Мары появились нотки злорадства, а шаги стали тяжелее. Лягушка снова завозилась, и колдун прижал её рукой. – Такова была любовь княжны и простого юноши, что поразила саму Мару. Не захотела она его отдавать, сделала своим служителем. Оставила на теле отметины смерти, маску даровала, да и отправила к невесте. Сказала: «Раз по-настоящему любит, то сможет маску снять и не умереть. И любовь же поможет все изменения принять. Тогда будете вместе».
– Не смогла? – спросил царевич то, что хотела узнать я сама.
– Не смогла, – подтвердил колдун. – Пыталась, но слишком ужасен стал лик возлюбленного. Ушла княжна, а юноша достался Маре. Одарила она его бессмертием, силой наделила, приблизила, полюбила… Как смерть может любить человека. Потом оставила, когда надоел.
– Это что, сказ про Кощея Бессмертного? – воскликнул Иван-царевич в унисон моим мыслям.
– Или о другом бессмертном… Мало ли их на свете… было. История такая не одна и даже не две. К двум десяткам уж, да везде финал несчастливый.
Повисла тишина. Лягушку размеренно покачивало – колдун с шага не сбивался, словно по ровной дороге шёл.
– И мы идём…
– На поле печали и скорби, где камни-слёзы страхи людские хранят. Глянешь в такой и провалишься в кошмар. У кого-то он в прошлом, у иных в настоящем, а бывает, что и в будущем. Из всех нас тебе тяжелее всего придётся, царевич.
Колдун резко остановился и, прервав начавшего что-то говорить Ивана, бросил:
– Здесь привал сделаем, рассвет уже скоро. Обернётся Василиса, будем думать, как поле перейти. Разжигай костёр, а я за водой схожу.
Всё время обустройства стоянки я так и провела за пазухой у жреца Мары. Думала о себе, об Иване, о сказе про Кощея, который услышала. Выходит, что беда у нас общая – тронула нас смерть, метки свои оставила, да такие, что любовь не выдержала. Хотя меня и без меток не любили – обманывали.
А ничего это в сущности не меняло – найду клинок Мары, встречу Кощея и убью его. Такова моя цель, и нет причин от неё отказываться.
