Бородач и Майкл молчаливо всмотрелись друг в друга.
– Ну, хорошо.. – Идрис глянул на журналиста. – Дай мне распечатку этих двух «матерьяльчи-ков». – он с особенным удовольствием произнес «матерья льчиков».
Бородач вернулся к компьютеру.
– Вы присаживайтесь… – Идрис показал Майклу на прежнее место в углу, где стоял все тот же деревянный стул.
– Кстати, сегодня ведь хороший еврейский праздник Рош Гашана! Как там… – и он, как бы поднапрягши память, процитировал:
«…кто будет жить, и кто умрет, кто прожил предел своих лет, и кто нет, кто погибнет в огне и в воде… – и тут он поднял палец и продолжил. – кто будет жить в мире, а кого будут терзать… …. Красиво сказано!.. Хотите выпить в честь праздника?
– Спасибо… – глухо отрезал Майкл.
Монотонно заработал принтер, бородач подал Идрису два листа с плотно напечатанным текстом.
– Можешь идти… – Идрис взял бумаги.
Бородач пошел к двери, где стояли конвоиры Майкла, пристально глянул на сидевшего в углу профессора.
Тот проводил его убегавшими вдаль глазами, словно пытался что-то понять, потом посмотрел на широкое, во всю стенку окно, за которым скрывалось огромное сатанинское пространство.
Бородач вышел с одним из охранников, второй остался у двери.
Идрис сбросил листы к компьютеру, по своей любимой привычке, сел на край стола:
– В прошлый раз, помнится, я обещал Вам показать возможности моего Халифа. Помните Халифа? – будничным тоном спросил он.
– Что с моей семьей?! Где моя дочь, мразь?! – приподнялся профессор.
От двери шагнул конвоир. Идрис сделал ему знак рукой и тот отошел на место.
– Слышишь, еврейский пес! – Идрис повернулся к Майклу – будешь говорить нехорошие слова, попадешь за ту дверь: ты только что проходил мимо нее… там… еще кто-то очень громко разговаривал… Очень громко… Вы ведь не могли не услышать этого… – он с нарочито-великодушным укором распахнул руки.
Майклу припомнились пронзительные крики, прорывавшиеся сквозь одну из дверей тоннеля, он потерянно свесил голову.
– Ладно… – Идрис взглянул на часы. – Самое время. Скоро в синагогах начнут трубить в шофар, – он нажал на одну из кнопок сбоку стола, и на боковой стене засветился большой экран.
«…кто будет жить в мире, а кого будут терзать…» – как бы для себя проговорил Идрис, и на экране возникла, парившая в небе фигура вампира.
– Смотри, еврей! – вдруг возбудился он, бросив рукой в экран. – Это начало того, о чем столько мечтал весь праведный мир, чего не мог добиться никто, даже Великий Гитле.
* * *
…Халиф опустился посредине широкой запруженной автомашинами улице.
В несколько мгновений вампир превратился в огромное семиметровое чудовище. Он поднял двухметровую ступню и ударил по проезжавшему мимо автомобилю.
Машина превратилась в смятую консервную банку, за ней расхлестали воздух завизжавшие тормоза десятка машин, некоторые их них оказались на встречной полосе – в пару минут широкая улица превратилась в беспорядочную массу столкнувшихся, перевернутых автомобилей.
Крича от ужаса, сбивая друг друга с ног, по сторонам разбегались обезумевшие от страха люди.
Завыли сирены пожарных, «скорых» и полицейских машин.
Вампир, подхватив одну из человеческих фигур, лакал из его разорванного горла кровь.
Отбросив мертвое тело, как насытившийся хищник, Халиф осмотрел взорванный под ногами человеческий улей, разбросал по сторонам огромные руки и, вытянув кверху черную вампирскую морду, издал громкий ликующий крик, крик счастливого существа, познавшего всю свою мощь.
