– Слышь, дядя Сергей, что я говорю, – толкал он старика под бок, – бабы!
– Может, оборотни! – пробормотал в ответ тот, понимая, что ему в данном случае нужно хоть что-нибудь сказать.
– Чего там оборотни? Какие оборотни? – насмешливо проговорил подросток. – Ежели оборотни, так с ними всегда крестом да молитвой справиться можно. Это – настоящие бабы, как полагается… – Федор вдруг замолк и на мгновение глубоко задумался. – Слышь, дядя Серега, что я тебе скажу, – вдруг воскликнул он, – ведь там наша боярышня была!
– Да ну? – даже растопырил руки от удивления старик. – Врешь!
– Чего вру? По голосу узнал…
– Право, врешь! И чего ей в чужом доме, ночью, по разным закоулкам шататься?.. Посуди сам, пойдет она?
– А вот пошла, – торжествующе, с сознанием собственного достоинства ответил Федор. – Мало ли что на свете бывает! – с философской рассудительностью закончил он.
Сергей все еще продолжал не верить, и Федор стал заметно волноваться.
– Ну, ты как там желаешь, – сознавая свое превосходство в создавшемся положении, проговорил он с неудовольствием, – хочешь за дверью стоять – стой, твое это дело, попадайся Гассанке с Мегметкой на зубы. А я пойду…
– Куда, куда, миленький? – засуетился Сергей, сильно обеспокоенный создавшейся перспективой остаться одному среди темного перехода совершенно незнакомого ему дома. – Куда ты пойдешь?
– Как куда? Куда шел: боярышню вызволять! – ответил Федор и смело отворил дверь в покой за переходом.
– Стой, Федя, стой, миленький! – засуетился перепуганный старик. – Ежели ты, так и я за тобой. Вот только где твой ременный пояс? – шарил он во все стороны вокруг себя руками.
Федор тихо засмеялся и протянул ему руку, сказав:
– Держись!
Они вошли в неосвещенный покой.
Ночь уже наступила; на небо взошла луна, и ее слабый свет лился внутрь покоя через слегка запотевшие окна. Благодаря этому вокруг смельчаков была не столько темь, сколько таинственная, порождавшая всюду тени полумгла. Кое-как, с большим трудом, но все-таки же можно было оглядеться вокруг.
Было мертвенно тихо, и эта тишина, как казалось Сергею, веяла чем-то могильным. Он чувствовал оторопь, но ему стыдно было выказать ее перед подростком, и он старался держаться бодро.
– Ну вот, – заворчал он, – говорил ты: «Идем!» Пришли, пришли, а теперь куда?
– Постой, не торопи! – огрызнулся Федор. – Дай сообразить.
Он начал повертываться во все стороны, потом отошел к двери, через которую они проникли в покой.
– Свет вот с этой, правой стороны виделся, – размышлял он вслух, – стало быть, шли отсюда, а выходит так, что шли справа налево, выходит, стало быть, что нам нужно налево идти. Там-то дверь непременно должна быть! Поглядим…
Он начал осматривать стену, приходившуюся от него налево, и скоро радостно вскрикнул: он действительно нашел ход!
– Идем, дядя, идем, – потащил он за собой Серегу, – засапожник-то у тебя при себе?
– Нет, – с сокрушением ответил старик, – должно быть, обронил я его, как ползли. Да и не нужно его, я и голым кулаком не хуже управляюсь…
– То-то! А то ведь идем мы с тобою неведомо куда, кого встретим – тоже неведомо. Может быть, боярышню-то отбивать придется.
– Ладно, – пробормотал старик, – не сдадим!
Они шли тем же понижающимся уступами переходом, по которому перед ними проходили Ганночка и молодая персиянка.
Идти им приходилось очень медленно, цепляясь за стену, переступая шаг за шагом. Сергей скоро почувствовал утомление и должен был то и дело останавливаться для отдыха. Это страшно злило Федора, но делать было нечего, не мог же он оставить товарища одного в темном переходе…
