Поэтому по старому обычаю ребёнка взяло на воспитание племя, и он жил поочерёдно в каждом доме. Ему дали имя Машло, что означало «пламя», которое его и зачало, наградив сына огненной меткой и даром.
С Тиргатао они были погодками, при этом оба, так непохожие на других детей их возраста, росли почти изгоями. Неудивительно, что эти два ребёнка, награждённые духами и жившие некоторое время под одной крышей, подружились.
Когда Машло было шесть лет, он, подначиваемый Тиргатао, пришёл к кузнецу и попросился к нему в ученики. Подруга наблюдала за разговором из-за угла кузницы и громким шёпотом подсказывала мальчику правильные слова. Кузнец усмехнулся и предложил Машло доказать, что он достоин стать его учеником. Тогда мальчишка поднял левой рукой вылетевший из печи красный уголёк, крепко сжал его в кулаке и держал так несколько ударов сердца, а потом бросил обратно отряхнул ладошки друг о друга и спросил: «Ну что, достоин я стать твоим учеником?». Кузнец, оторопело взиравший на только что произошедшее на его глазах чудо, не смог вымолвить ни слова, только кивнул. Машло, сообщив, что тогда придёт завтра, довольный вышел из куницы.
Тиргатао, также наблюдавшая всю эту сцену, не смогла сдержать испуганного вскрика и, как только Машло вышел на улицу, схватила его за левую руку. На ладони проступал розоватый ожог.
«Зачем ты это сделал?!» – закричала Тиргатао, испугавшаяся за единственного на тот момент друга.
«Чтобы он взялся меня учить», – по-взрослому серьёзно ответил Машло и аккуратно вытащил ладонь из рук девочки.
«Пошли обратно, Псатия смажет волшебной мазью», – она взяла его за здоровую ладонь и повела домой.
Если до этого случая кто-то ещё и сомневался в происхождении мальчика, то после красочного рассказа кузнеца, уверились окончательно. К тому же у Машло открылся истинный дар в обращении с пламенем. Мечи и орала, выкованные его руками, никогда ещё не ломались, а верно служили своим хозяевам. Лошади подолгу носили изготовленные им подковы, а уж домашняя утварь и украшения из меди пользовались таким бешеным спросом, что даже эллинские купцы не брезговали заходить за ними в скромную кузню.
– Эй, Машло, – закричала Тиргатао вглубь пышущего жаром помещения, – выходи на свет!
Появившийся подмастерье кузнеца в кожаном фартуке, с покрытыми потом мускулистыми плечами, перевязанными кожаным шнурком тёмно-каштановыми волосами, едва ли напоминал маленького доходягу, впервые попавшего в их дом. Увидев девушку, он стиснул её в крепких объятьях.
– У-у, буйвол какой, пусти, – смеясь, забарахталась Тиргатао в его руках. – Я по делу.
– Да знаю я, какое твоё дело, – Машло опустился на лежавшее в тени кузницы бревно, – уж всё Городище знает, что ты чужака в племя притащила. Женихаться приехал, или как?
– Ты чего городишь, суслик глупый? – вскинулась девушка, слишком резко и поспешно на взгляд Машло.
– Ладно, ладно, – поднял он руки в примирительном жесте, когда она дважды ударила кулачком по мощному загорелому плечу. – Говори, чего хотела, работы много.
– А где Сибас?
– Заболел он, теперь вся кузня на мне, все заказы, – устало сказал Машло, почёсывая между ушей Арру, прижавшуюся к нему рыжим боком.
– А он доверяет тебе заказы? – не слишком искренне удивилась Тиргатао, прекрасно зная, что уже почитай два лета, как кузнец, страдавший от болей в спине, переложил все обязанности на Машло, только на словах считавшегося подмастерьем.
