Царское дело – быль или небыль - страница 10



Протокол прочитан, записан верно. Михаил Иванович Летемин.

Ив. СЕРГЕЕВ»

Как такое могло быть? «Свидетели» и «участники» событий, все как один, утверждают, что расстрел был «взаправду» и восточная стена «расстрельной» комнаты вся была в пулевых отверстиях и брызгах крови, да и пол был весь залит кровью («кровь текла потоками»), а тут один случайный свидетель, просто из любопытства и, главное, никого не предупредив о своем намерении, зашедший в эту же самую комнату буквально на следующий день после «расстрела» обнаруживает в стене всего три неглубоких отверстия и больше ничего.

Авторы-академики сей факт отмечают, но не более. В их исследованиях он вроде бы и есть, т.е. упомянут, но, в то же время, его как будто и нет. Он никак не трактуется, никак не объясняется. Он не вписывается в общую картину «расстрела» со шквальным огнем, потоками крови и яростными штыковыми ударами.

При желании, конечно, можно придумать «объяснение» словам Летемина: дескать испугался возможного расстрела за то, что был в охране дома Ипатьева ну и начал с перепугу сочинять какие-то истории в надежде остаться в живых.

Только зачем ему врать так нелепо, так неуклюже? Ведь следствием к тому времени уже «доказано» и «установлено», что царскую семью расстреляли, трупы вывезли и сожгли без остатка; есть телеграммы, накладные, показания других свидетелей и даже участников «расстрела». Все сходится в одну картинку. Все, кроме его показаний. Только слишком уж ладная картинка получается. А показания Летемина в нее никак не встраиваются. Ну, а раз так, значит можно их просто не принимать в расчет, ведь все остальные «свидетельства» и «вещьдоки» явно перевешивают.

Но если в расчет его слова все-таки принять, то и картина вырисовывается совсем другая, а именно: дело завершено, инсценировка успешно проведена, осталось сделать несколько последних штрихов. И один из этих штрихов – «украсить» место «расстрела». Ясно, что с приходом белых начнется следствие, которое в первую очередь заинтересуется местом убийства, а значит, комнату надо соответствующим образом подготовить и декорировать, чтобы все выглядело натурально.

Но тут и появляется несанкционированный свидетель – Михаил Летемин, которого никто не видел и о чьем визите в комнату никто не знал. До тех пор, пока он сам об этом не рассказал уже на следствии.

Баллада о солдатском сукне

По версии Юровского, после расстрела он посылает одних расстрельщиков мастерить носилки – дескать, в очередной раз забыли, не подумали, на чем будут выносить трупы. Причем интересно, что метлы для того, чтобы убирать кровь с пола после расстрела заранее приготовили и убрали в одну из комнат нижнего этажа, а носилки для переноски трупов почему-то не сделали – забыли. Такая вот избирательная деменция наблюдается у уральских чекистов. Других бойцов Юровский отсылает в верхние комнаты за простынями, чтобы эти трупы заворачивать. Тоже вопрос: а зачем? Какая разница – в простынях или без простыней таскать к грузовику тела людей, только что изуверски расстрелянных ими же самими? Чтобы крови меньше было? Помилуйте. Кровь и так «лилась потоками». Подумаешь, чуть больше кровищи, чуть меньше, есть же опилки, вода. Уберем. То есть, на самом деле, он просто на время убирает «со сцены» ненужных свидетелей. А сам, оставшись на несколько минут один (вот они, эти две минуты, добавленные Юровским ко времени «расстрела»), взламывает свою же печать на двери кладовой, отпирает ее и открывает. Конкретно об этом нигде не говорится, но ключи от кладовой могли быть только у коменданта, равно как и печать. Охранник Якимов говорит, что кладовая была заперта и опечатана, и им строго запрещалось подходить к ней «потому что там хранились какие-то вещи хозяина дома». Теперь вдруг Юровский почему-то решает нарушить свое же распоряжение и вскрывает кладовую для того, чтобы… взять оттуда – по его словам – кусок сукна и выложить им дно кузова грузовика, чтобы кровь расстрелянных не подтекала на доски этого самого кузова.