Царственные страстотерпцы. Посмертная судьба - страница 27

. Государь как бы окаменел и не выдавал своего состояния, – говорил Чемодуров, – Государыня страдала и все молилась. Княжны нервничали[150].

Когда княжны шли в уборную, Их там встречал постовой красноармеец и заводил с Ними «шутливые» разговоры, спрашивая, куда Они идут, зачем и т. д. Затем, когда Они проходили в уборную, часовой, оставаясь наружи, прислонялся спиной к двери уборной и оставался так до тех пор, пока ею пользовались[151].

В доме Ипатьева узники не имели права свободно передвигаться даже по второму этажу, где они проживали, поскольку и здесь дежурили охранники; и каждый выход из комнат в уборную или ванную должен был оповещаться предупредительным звонком часовому, только таким образом они могли пользоваться уборной. Из всех членов Царской семьи Императрица единственная выражала свой протест нежеланием подчиняться этому унизительному установлению. Жена Николая, – писал участник расстрела Виктор Нетребин, – была очень упряма, и почти каждый раз приходилось вставать ей на дорогу, когда она выходила из своих комнат, так как не хотела придерживаться заведенного правила давать предупредительный звонок часовому[152].

Появившиеся первоначально в большевистской среде, а в наше время – в зарубежной литературе[153] рассуждения о том, что режим и условия жизни членов Царской семьи в доме Ипатьева были вполне приемлемыми и даже комфортными, нельзя считать сколько-нибудь основательными или достойными доверия. Подобный взгляд выражает непонимание того колоссального различия между обстоятельствами, с которыми столкнулись Царь и его семья в Екатеринбурге, и их предыдущей жизнью. Нельзя поверхностно уравнивать страдания этих людей, сошедших с самых вершин власти могущественной Империи, с не меньшими, безусловно, страданиями тех, кто не имел подобного опыта. Поэтому едва ли могут оценить эту разницу исследователи, не учитывающие, что для Царских особ, проведших значительную часть жизни в исключительной, недоступной для большинства обстановке, лишение прежнего положения и терпеливое несение всевозможных ограничений уже само по себе являлось величайшим подвигом.

При знакомстве с условиями, в которых приходилось жить узникам Ипатьевского дома, при нескончаемых унижениях и цинизме охраны, в ожидании неминуемой смерти, – больше всего удивляет преданность Царской семье их слуг, пострадавших вместе со своим Царем добровольно. Факт этот стал достоверно известным только в наше время, благодаря воспоминаниям, оставленным уже в советский период. В частности, о преданности обреченным Романовым всех оставшихся с ними упоминают оба коменданта дома Ипатьева, и в первую очередь организатор и исполнитель убийства Юровский: …я счел необходимым, – писал он, – теперь же изложить подробно историю казни бывшего царя Николая его семьи и приближенных, не желавших оставить царскую семью не смотря на предложение Исполкома[154]. В заключение своих воспоминаний Авдеев лаконично выражает эту же мысль, говоря о последней участи узников: Оставалось одно: бывшего царя Николая Романова и его приближенных, отказавшихся его покинуть, расстрелять![155]

О верности Труппа и Харитонова Юровский надменно заметил, что они были слугами с собачьей приверженностью к господам[156]. Но особую роль он отводил Евгению Сергеевичу Боткину, подчеркивая его необыкновенную преданность Царственным узникам.