Царство Греха - страница 35
– Но такова наша природа и она диктует нам…
– Тут не в природе дело, – снова перебила меня Татьяна. – Вы не понимаете, что мы, женщины, устроены по-другому… Вы не понимаете, что для женщины в любви важна прелюдия, особая обостренность чувств. Тот искренний порыв, когда она готова все отдать другому… Вы же, мужчины, рациональны во всем. Но рационализм ваш такой грубый, такой беспардонный и дремучий, что прямо стыдно.
– Ну уж, не скажи, – обиделся я. – Мы только тем всю жизнь и занимаемся, что вашего брата боготворим. Стихи о вас пишем, картины, романы сочиняем толстенные, как кирпичи.
– Боготворите, а на уме-то у вас сплошная низость и пошлость… Я ведь заметила, как у тебя глаза блестели там, на горе.
– Тогда почему, ты не остановила меня?
– Я… я пыталась перешагнуть через свое самолюбие, через себя.
– А мне показалось, что и ты…
– Не унижай, прошу тебя! – попросила она.
Метров пять после этого она прошла молча, а потом опять начала говорить.
– Если толком разобраться, – сказал она, – то вы, мужчины, никогда не понимали нас, женщин. Вон у Чехова, что ни героиня, то идиотка. А у Гоголя? А у Толстого? Недаром Ахматова называла Толстого мусорным стариком. Заслужил… Да никто из них бедных женщин так и не смог изобразить по-настоящему, никто не сказал о них всей правды. Только Маргарет Митчелл да Нэнси Като написали то, что нужно. Так, как надо было написать. Но ведь их, как писательниц, почему-то никто всерьез не воспринимает. Не тот уровень, говорят. А если взять драматургию…
Так она разговаривала со мной всю дорогу, пока мы шли до города. Потом бранилась и ворчала, идя за мной по узкой тропинке в нашем саду, когда поднималась по темным скрипучим ступеням на веранду. И только у полога, который уютно висел над широкой кроватью притихла, перестала ворчать, снисходительно подставив свое пылающее лицо для примирительного поцелуя.
Мы уже начали раздеваться, неумело разбрасывая одежду там и сям, мы уже взволнованно, можно сказать страстно задышали, как вдруг в пологе моем что-то зашевелилось и старческий голос оттуда произнес: «Сынок, иди спать домой. Я сегодня здесь спать буду. Мне весь день сегодня было как-то душно, как-то тяжело. Вот я и решила отдохнуть в пологу».