– У меня все нормально, но ты-то чего грустная такая?
– Я хотела позвать пару одноклассников на пикник в воскресенье, а они уезжают с родителями в поход… – она снова опустила голову.
– Хочешь, съездим вместе с тобой? – я закрыл окно, про которое забыл тогда, и потому что оно, словно пробоина, вселяло прохладный воздух в салон машины.
– Давай! А я смогу позвать подругу, если та будет свободна? – Вася воспрянула духом.
Мне становилось приятно наблюдать за ее радостным лицом и улыбкой. Как-никак она все, что у меня осталось от семьи.
– Конечно! – я улыбнулся в ответ так, как не улыбался никогда, потому что эмоции с моего лица обычно невозможно прочесть.
И мы отправились домой под ту же музыку, под которую раньше ездили всей семьей на пикники, походы и другие мероприятия. Тогда, когда у нас еще все было хорошо. Тогда, когда мы были и правда счастливы, но если я говорю это сейчас, то, получается, несчастлив в настоящем. Счастлив! И уверен, что дочь тоже… Но нельзя отменить того факта, что хорошо там, где нас нет, а прошлой нашей семьи больше нет. Той счастливой, которую мы выстраивали так долго.
Мы прибыли на место. Наш скромный домик, огороженный забором от части внешнего мира, располагался близ небольшого пруда. Коричневый кирпич и желтая черепичная крыша создавали тепло и уют даже зимой, когда холода сковывают души людей. Повесив свою ветровку на крючок в прихожей, я направился на кухню, чтобы соорудить что-нибудь на ужин, а Вася, в свою очередь, повторив за мной, забежала в свою комнату.
– Мира, ты свободна в какой-нибудь выходной? – она настолько вдохновлено и радостно верещала в трубку, что я отчасти слышал их разговоры.
– Да, но только в субботу! Мой папа хочет поехать с нами на футбол.
Небольшое молчание навело меня на мысль, что любые слова, связанные с семьей, вызывали у дочери грусть.
– Ну, хорошо… Поедешь на пикник с нами? – она попыталась отвлечься от наваждающих мыслей и второстепенной темы этого разговора.
– Конечно! Могу позвать Дэна! – голосок ее подружки был писклявым и отдавался эхом в моей голове.
– Давай! А кто это?
Больше я ничего услышал, наверное, они начали разговаривать чуть тише.
– Вася! Иди ешь! – прокричал я, уже оказавшись за обеденным столом.
Дочь зашла в комнату с покрасневшим лицом, мне удалось почти сразу заметить это, потому что обычно ее поведение более боевое. Она скованно присела за стол напротив меня и молча принялась есть пюре со стейком.
– Что-то не так? – я решил начать разговор, доев порцию еды, тем самым, закончив трапезу.
– Все нормально… Просто… – она помедлила, кажись, боясь моего ответа. – Можно с нами пойдет Дэн на пикник завтра?
– Да! Можно, конечно, ты боялась, что я скажу «нет»? – мои руки лежали в замке на столе поодаль столовых приборов.
– Нет… Он мне нравится или что-то вроде того… – пока вилка с едой отправлялась ей в рот, щеки издавали мерцающе красный румянец.
Я не стал задавать больше вопросов, даже тот, который смутил меня больше всего. Если она знает его, то тогда зачем по телефону спрашивала, кто это? Может, Вася хотела скрыть свои чувства, чтобы никто не проник в ее сердце. Врать, конечно, нехорошо, но дочь стала поступать также, как и я. Она тоже не хотела показывать настоящую себя: всегда скрывала истинные намерения и чувства. Но зачем? В силу возраста, наверное, боялась осуждения со стороны, непринятия чувств или вовсе отторжения общества. А, может, она, как я, схватила мой образ жизни как тогда, когда моим воспитанием занимался дедушка.
