отношеніе къ тому, что именовалось «прогрессомъ»; и стремленіе придать Россіи больше внутренняго единства путёмъ утвержденія первенства русскихъ элементовъ страны. Кромѣ того, одновременно проявлялись два теченія, далеко не сходныхъ, но какъ бы восполнявшихъ другъ друга. Одно, ставящее себѣ цѣлью защиту слабыхъ отъ сильныхъ, предпочитающее широкія народныя массы отдѣлившимся отъ нихъ верхамъ, съ нѣкоторыми уравнительными склонностями, – въ терминахъ нашего времени можно было бы назвать «демофильскимъ» или христіанскосоціальнымъ. Это – теченіе, представителями котораго были, наряду съ другими, министръ юстиціи Манасеинъ (ушедшій въ отставку въ 1894 г.) и К.П. Побѣдоносцевъ, писавшій, что «дворяне одинаково съ народомъ подлежатъ обузданію». Другое теченіе, нашедшее себѣ выразителя въ министрѣ внутреннихъ дѣлъ гр. Д.А. Толстомъ, стремилось къ укрѣпленію правящихъ сословій, къ установленію извѣстной іерархіи въ государствѣ. Первое теченіе, между прочимъ, горячо отстаивало крестьянскую общину, какъ своеобразную русскую форму рѣшенія соціальнаго вопроса.
Русификаторская политика встрѣчала больше сочувствія у «демофильскаго» теченія. Наоборотъ, яркій представитель второго теченія, извѣстный писатель К.Н. Леонтьевъ выступилъ въ 1888 г. съ брошюрой «Національная политика какъ орудіе всемірной революціи» (въ послѣдующихъ изданіяхъ слово «національная» было замѣнено «племенная»), доказывая, что «движеніе современнаго политическаго націонализма есть не что иное, какъ видоизмѣнённое только въ пріёмахъ распространеніе космополитической демократизаціи».
Изъ видныхъ правыхъ публицистовъ того времени къ первому теченію примыкалъ М.Н. Катковъ, ко второму – кн. В.П. Мещерскій.
Самъ Императоръ Александръ III, при его глубоко русскомъ складѣ ума, не сочувствовалъ русификаторскимъ крайностямъ и выразительно писалъ К.П. Побѣдоносцеву (въ 1886 г.): «Есть господа, которые думаютъ, что они одни Русскіе, и никто болѣе. Уже не воображаютъ ли они, что я Нѣмецъ или Чухонецъ? Легко имъ съ ихъ балаганнымъ патріотизмомъ, когда они ни за что не отвѣчаютъ. Не я дамъ въ обиду Россію».
Во внѣшней политикѣ царствованіе Императора Александра III принесло большія перемѣны. Та близость съ Германіей, или, вѣрнѣе, съ Пруссіей, которая оставалась общей чертой русской политики съ Екатерины Великой и проходитъ красной нитью черезъ царствованія Александра I, Николая I и особенно Александра II, смѣнилась замѣтнымъ охлажденіемъ. Едва ли было бы правильнымъ, какъ это иногда дѣлаютъ, приписывать это развитіе событій – антигерманскимъ настроеніямъ Императрицы Маріи Ѳеодоровны, датской принцессы, вышедшей замужъ за русскаго Наслѣдника вскорѣ послѣ датско-прусской войны 1864 г. Можно развѣ сказать, что политическія осложненія на этотъ разъ не смягчались, какъ въ предшествующія царствованія, личными добрыми отношеніями и семейными связями династій. Причины были, конечно, преимущественно политическія.
