(Чью жизнь теперь он пытается сохранить?)
Он глядит на Чонхо и откровенно теряется, когда наталкивается на его теплый взгляд. Мингю не помнит, когда в последний раз на него так смотрели. Мингю не помнит, чтобы на него вообще так смотрели. И это так странно и прекрасно одновременно.
Ведомый секундным порывом, он тянет Чонхо влево – в сторону невысоких кустов, где они с Сонёлем часто курили на перерывах. Думает, что тянет, потому что почти сразу они меняются местами и именно Чонхо обнимает его первым, едва спешащие на пару студенты пропадают с глаз. А Мингю думает, что все, конечная станция. Дальше уже некуда. В нем просто не хватит места на все эти чувства.
Кажется, он так думал и вчера.
Чуть сбоку подозрительно громко шуршат ветки, и они одновременно смотрят в сторону шума. Сонёль сидит на корточках с зажатой меж пальцев сигаретой, и из-под его руки торчит ветка. Поняв, что его присутствие раскрыто, он выдыхает дым, который, кажется, держал в себе секунд десять, и начинает надрывно кашлять.
Мингю давит в себе (которую по счету за сегодня?) улыбку и подходит к нему ближе. Достает из лежащей рядом на земле пачки сигарету и прикуривает с невозмутимым лицом. Чонхо смущенно смеется.
– Вы осквернили мои священные кусты, – выдает Сонёль, закончив выкашливать легкие; смотрит на них обоих через прищур.
– Ты их осквернил первым, устроив тут курилку, – отстреливает Мингю, выдыхая дым.
– Ладно, я пойду, – улыбается Чонхо и подходит к нему. Снимает капюшон с головы и приглаживает его волосы. Улыбается еще раз – одними глазами – и уходит, оставляя после себя воцарившееся неловкое молчание.
– Ты поэтому трубку не брал? – спрашивает Сонёль, докурив сигарету до фильтра.
– Мы проспали.
– А. Ясно.
Мингю немного напрягается, когда понимает, что ему избегают смотреть в глаза. И, честно говоря, то, что это именно Сонёль, заставляет насторожиться еще больше.
– Не думал, что вы… Ну, вот это. Я думал, ты все еще… Ну, то.
– Говори нормально. – Он тушит сигарету и смотрит на Сонёля до остервенения прямо, но тот лишь пожимает плечами:
– Это странно.
– Что странно?
– Не знаю, – уклоняется от ответа тот. – Нет, ты не подумай, меня это вообще никак не касается, но… Не знаю, – повторяет Сонёль, – это странно.
Сперва Мингю, признаться, хочет возмутиться, мол, а что ты заладил со своим «странно»? Хочет, но эта мысль так и остается всего лишь мыслью, а затем и вовсе обращается мыльным пузырем и громко лопается где-то внутри головы. Он не может злиться на Сонёля – не имеет права. Мингю для него – Мин. Мин, который Чонхо много лет был как младший брат. И если бы на его месте действительно был именно он, это, пожалуй, было бы странновато.
В аудиторию они заходят молча, и сначала Мингю кажется, что Сонёль сядет отдельно от него – хотя, казалось бы, какова причина? Тот выглядит хмурым и будто бы мрачнеет все больше с каждой секундой. Ломает свои брови под несуществующим углом, но все равно садится рядом, а Мингю с облегчением выдыхает. Юбин с Тэёном оба оборачиваются на них и яростно жестикулируют руками, а Мингю в ответ на их пантомиму только слабо улыбается и пожимает плечами. Ну да, проспал. С кем не бывает.
Они сидят точно рядом с окном. Он мало вслушивается в слова преподавателя, почти не смотрит на доску, сплошь исписанную формулами. Вместо этого Мингю во все глаза разглядывает пурпурное небо, по которому – он может поклясться – бегут волны. Он видит море. Бескрайнее и невообразимо глубокое. И такое красивое оно, море это. Почему он никогда этого не замечал?
