Нам еще представляется не совсем корректным, что в ст. 42 ч.1 УПК РФ, призванной конкретизировать конституционное положение применительно к УСП, вместо термина ущерб используется термин вред (физический, имущественный, моральный вред). Видимо, необходимо согласование терминологии в этих двух нормативных актах. В данном случае редакционной коррекции подлежит, надо полагать, УПК. Это тем более желательно, что его предшественник – УПК РСФСР 1960 г. – в ст. 29 «Гражданский иск в уголовном процессе» также пользовался термином ущерб (материальный ущерб от преступления). А это означает, что в профессиональном и обыденном правосознании и в литературных источниках времен РСФСР устоялся именно термин ущерб. Если без особой необходимости меняется термин, то в реальной жизни это может повлечь взаимное непонимание или даже ошибки в толковании. Кроме того, усилия, необходимо затрачиваемые на переучивание персонала и на сообщение измененной информации населению, среди которого – потенциальные пользователи и критики предшествующего и современного им уголовно-процессуального права, оказываются затраченными без дела.
Мы можем предположить, что замена в УПК РФ 2001 г. содержащегося в Конституции РФ термина ущерб на термин вред было порождено желанием разработчиков проекта Кодекса обозначить преемственность с дореволюционными русскими правоведами. Действительно, многие из них употребляли в анализируемой нами ситуации термин «вред».97 Однако объемные и в то же время малотиражные дореволюционные издания не всегда были доступны для практикующих юристов и, следовательно, оказывали несущественное влияние на основную массу профессионального правосознания. Полагаем, что положение мало изменилось и в результате переизданий ряда дореволюционных работ, осуществленных в последние два десятилетия. Дело в том, что, наряду с малотиражностью, труды дореволюционных правоведов обладают с позиций юристов-практиков еще одним свойством, затрудняющим их усвоение. Большинство из них – весьма объемны.
Кроме того, термин вред применялся в дореволюционной литературе не так уж и последовательно. И. Я. Фойницкий, например, наряду с ним пользовался и словосочетанием вред и убытки98.
В отличие от стран с англосаксонской системой судопроизводства (в частности, США), где возмещение имущественного вреда, причиненного преступлением, осуществляется посредством гражданского судопроизводства, в нашем отечестве существует такой институт, как гражданский иск в уголовном процессе. И. Я. Фойницкий и Н. Н. Розин именовали его еще соединенным процессом.99
Жесткое размежевание уголовного и гражданского судопроизводства случается (случалось) и в процедурах континентального правового семейства. «Германское законодательство, с уставом 1876 г.100 включительно, не допускает вовсе соединенного процесса, – писал И. Я. Фойницкий, – даже в тех случаях, когда преступное деяние рождает совместно и уголовное обвинение, и гражданский иск, первое рассматривается судами уголовными, второй – судами гражданскими. Из этого общего правила германское законодательство делало только два исключения:101 1) потерпевший от преступного деяния может предъявить уголовному суду требование о возвращении ему вещей, добытых преступлением, in corpore102, и 2) по некоторым преступлениям (именно оскорбление чести и телесное повреждение) потерпевшему представляется или вчинить иск о вознаграждении в суде гражданском, или же предъявить в суде уголовном требование о буссе (Busse), т. е. о денежном взыскании с виновного в пользу потерпевшего, с установленным законом максимумом…»
