Читать онлайн Борис Сафин - Целинный разлом. Повесть



© Борис Сафин, 2016

© Асылбек Иргалиев, перевод, 2016

© Борис Сафин, фотографии, 2016


ISBN 978-5-4483-1117-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая. Шахта 20—20 бис

Гриша влетел в комнату, как ураган, как вихрь! Опрокинул по пути два стула и сдвинул половички. Вид ещё тот! Жёлтая рубашка с воротником, расправленным поверх серого пиджака и заправленная в широкие серые брюки. Серая фуражка, сдвинутая на глаза. Одна рука в кармане брюк, другая сжимает светло – коричневый портфель под мышкой. Такого встретишь вечером – опасливо обойдешь стороной.

– Феня! Корми мужа! Завтра с Иваном едем телевизор покупать! – Гриша расстегнул портфель, вытащил из него толстую пачку денег и, с напыщенным выражением лица, бросил её на стол. Деньги рассыпались по столу, напоминая дорожку в палисаднике после осеннего листопада.

– Ура! – из-за стены выскочили Борька с Валеркой, – Ура! Теперь мы будем смотреть «Мойдодыр» дома!

– Ула! – раздалось из самодельной кроватки.

– А ну, дыхни! Опять у Пилипенко горилку пробовал? – Феня, отбросив за плечи свои непокорные кудри, сложила руки с тряпкой на животе, – я же просила: «После собрания сразу домой!». Опять будешь свою гармонию до утра трепать? Как же мне всё это осточертело! Завтра же скажу Валюхе, щоб Ивана, дружка твоего, угомонила.

– На, нюхай! Неделю я горилки в глаза не видел, – Гриша не понимал, почему жена набросилась на него, не замечая денег. Впервые, с окончания войны, шахтерам дали такую премию!

– Феня! Ты глянь сколько денег? Я и говорю – заживем, как люди – дети по соседям не будут бегать на мультики. Да и мы «Голубой огонёк» будем бачить вдвоем, на диване, – Гриша подошел и крепко обнял Феню за плечи.

– Дурачок ты мий. Який огонек? Який диван? Через мисяц Борьке в школу, а у него ще ни портфеля, ни сандалей. Шароваров на них не напасешься, каждый день латаю. Радиске костюмчик пора справить – из старого уже вылез давно. Небось, девки уже заглядываются! Да и у тебя – как на футбол сходишь, считай, рубашки нет – болельщик лысый.

– Феня! Ты меня слышишь? Ты меня видишь? Ты эти гроши видишь? – Гриша подвёл Феню к столу, нежно потряс её за плечи и собрал деньги в кучу, – здесь и на шаровары, и на красивое платье тебе, и на телевизор хватит. Ещё я мальчишкам велосипед к школе обещал. И на велосипед хватит!

– Ура! – Борька с Валеркой начали бороться на полу.

– Ула! – тёмноглазая Любочка застучала по кроватке.

И, правда: «Откуда столько денег?» – Феня села на табуретку.

– Ты чи що, кассу шахтёрскую ограбил, чи в лотерею повезло? – Феня поймала себя на мысли, что никогда столько денег не видела. Даже, когда за войну зарплату заплатили.

– Ну что ты, Фенечка! – Гриша повернулся к ребятам, – вот скажи Борька: – я на бандита похож?

– Похоз! Похоз! – Любочка выбросила в сторону отца деревянную ложку, служившую ей колотушкой.

Валерка попятился за стол, а Борька подошел к отцу, прижался к пахнущему, угольной пылью, пиджаку.

– Ну, что ты, папка! Вчора пацаны говорили, що Стаханов, приихав и, завтра будет шахтеров медалями награждать. А тебе медаль дали?

– Вин сам як медаль! Сверкаеть, як тот начищенный медный тазик в бане. А вот и Радис со школы пришов! Зараз ужинать будем.

Радис, бросив портфель на сундук, стал рядом с отцом. Руки в брюки, кепка на глазах.

– Похоз! Похоз! – Любочка снова швырнула ложку в сторону братика.

– Что здесь происходит? – Радис заметил дорожку из денег и вопросительно посмотрел то на отца, то на мать, – вы, что? Банк ограбили?

– И ты туда же? Шутник, – Гриша задвинул сыну фуражку на нос, подошел к столу и собрал деньги, – возьми Феня, убери их подальше. Давайте ужинать, потом разберемся. А пока всем цыц!

– Сегодня галушки. Кто не хоче, есть каша, що со вчора осталась.

Галушки! Галушки! – хором закричали мужчины.

Галуски! Галуски! – раздался одинокий голосок из манежика.

– Тогда всем мыть руки и за стол, – Феня убрала деньги в шкаф и ушла на кухню.

– Бать! У меня сандалии порвались. Купи мне штиблеты на резинках. Я посмотрю завтра в сельпо?

– Будут тебе штиблеты. Всё, на сегодня всем цыц. Папка устал.

Ужинали молча. Каждый думал о своем. Радис представил, как подойдет к Наташке в новых, коричневых штиблетах, а она увидит и скажет: «Радиска! Какие у тебя крутые штиблеты! Может, в клуб сходим? Завтра фильм „Веселые ребята“ – все наши собрались».

Борька в мыслях уже гонял на красном велосипеде «Орлёнок» по пыльным улочкам шахтерского посёлка. И уже представлял, как знакомые мальчишки бегут за ним гурьбой и умоляют: «Борька! Дай прокатиться! Ну, хоть разок, хоть вон до того поворота!».

Валерка пытался о чем-то думать, но никак не получалось – горячие галушки, все время, отвлекали от чего-то важного, главного: «Потом у Борьки спрошу, чего мне больше всего хочется».

Любочка ни о чем не думала – она просто радовалась скользким галушкам, которые пытались спрыгнуть с ложки.

Спать укладывались тоже молча. Дети с мыслями: «Быстрей бы завтра!». Только родители никак не могли уснуть…

…Феня, ворочаясь, не могла избавиться от ощущения, что это взаправду, не сон: «Неужели кончились тяжелые времена, и дальше всё будет хорошо? Последние годы, как картинки пронеслись перед глазами. Вспомнила, как Гриша привез её с Радиской из Попивщины. Шахтёрский поселок встретил их полуразрушенными бараками и пустой, затопленной водой, шахтой. Нет, комнатка в бараке была чистой, уютной – узнавалась рука хозяйки, покойной подруги, Ольги – матери Радиски. Первые дни Фенька всё время ощущала её взгляд: «Ну что, подружка, справишься? Не загрубеет твоё сердце от навалившихся проблем? Справишься! На то мы и были верными подругами, чтобы прожить одной жизнью. Гриша хороший, ты присмотрись к нему. Да, иногда он спичка! Но в твоих силах сделать из этой спички свечку! Незатухающую, чтобы не обжигала, а грела вас обоих всю жизнь. А жизнь я тебе попросила долгую. Не обещаю судьбу легкую, но, по своему, счастливую. А счастье твое будет обрастать детками! Не скупись на детей, их у тебя будет много – за нас двоих старайся. Помни – моё сердце тоже будет биться в твоей груди – жалейка моя». «Завтра схожу на могилку к Ольге» – мысленно кивнула в темноту Феня. Да, непросто было выживать в те годы. Продовольственные карточки отменили, но денежная реформа сильно поубавила возможности семьи. Шахтерский паек был скудный – еле-еле дотягивали до конца месяца. Стало полегче, когда устроилась нянечкой в ясли. А в 50-м появилась Раечка – слабенький комочек. Недолго радовались счастью. Через месяц Раечку похоронили. Феня ходила сама не своя. Гриша успокаивал: «Не трави себе душу. Всё ещё впереди. Всё наладится. В войну и не такое переживали». В 52-м родился Борис, в 53-м Валерик, в 55-м Светочка, в 57-м Любочка. Грише прибавили зарплату. Семья переехала в другой барак с тремя комнатами. Даже сарайчик появился; и для угля, и для старых вещей. В комнатах стала просторней и светлей. Живи и радуйся! Да, кто даст? Трагедия случилась в 58-м. Феня осталась с девочками одна. В обед, уложив Любочку и Свету спать, пошла на кухню, варить кашу. Пока греется вода в чайнике, Феня возилась в шкафчике перебирая крупу. «Мама пить!» – вдруг послышалось из-за спины. И грохот, плач девочки. В больнице определили ожог 40 процентов кожи лица и спины. Через месяц Светочки не стало. «Неужели Ольга забирает себе девочек? – Феня отмахивала от себя эту навязчивую мысль, но она назойливо всё возвращалась и возвращалась, – когда она оставит меня в покое?». Уже больше года прошло, но сердце ещё болит и не слабеет чувство вины. Да и за Гришу душа болит. Изменился он в последнее время. Раньше, после смены, торопился домой, до ночи возился с детьми. Любил часами рассказывать о своей шахте, об угольных комбайнах. Феня ничего не понимала в этих «Перфораторах, роторах» и других методах зарубки угля, но видела сверкающие от азарта глаза, крепкие руки и радовалась, как девчонка: «Який вин у меня! Вот и сегодня у Гриши сверкали глаза. Видать на том собрании хорошо похвалили его работу. Как – никак начальник смены! И у Назаренко на хорошем счету – вон сколько грошей дали. Лишь бы не пропил их с дружком своим Пилипенко. Мало им этой горилки, що мы с Валюхой ставим им по праздникам! Всё чаще и чаще в субботу приходит навеселе: «Фенечка! Яж трохи! Заскочили с Иваном в столовку только пивка попить. Как же от тяжелой смены отвлечься? Мы ж трохи! Всего по две кружечки». Знаю я ваши две «кружечки». Небось «Чекушечка» рядом плясала! Хорошо, если бы в этой столовке заканчивался отдых от тяжелой смены. Так, нет же! Придет, гармонь в руки, и до полуночи поет свои песни. Одну из них Фенька знает наизусть:

Спят курганы тёмные,
Солнцем опалённые,
И туманы белые
Ходят чередой.
Через рощи шумные
И поля зелёные
Вышел в степь донецкую
Парень молодой.
Там на шахте угольной
Паренька приветили,
Руку дружбы подали,
Повели с собой.
Девушки пригожие
Тихой песней встретили.
И в забой направился
Парень молодой.
Дни работы жаркие,
На бои похожие,
В жизни парня сделали
Поворот крутой.
На работу славную,
На дела хорошие
Вышел в степь донецкую
Парень молодой.

Что-то тревожит Гришу. Появились непонятные язвы на ногах. Пробитое на войне легкое все чаще отзывается глухим кашлем. В медпункт идти не соглашается. «Потом, да потом». Теперь вот телевизор надумал покупать. «Що вин той телевизер, тильки мелькае и мелькае» – Фенька не понимала, как можно смотреть часами на это мелькание; «Чи делов бильше немае!». Фенька вспомнила о толстой пачке денег, успокоилась: «Покупки детям сделаем, а там, чого хоче, то и робе». И сладко уснула, подложив ручки под щечки…

…Грише тоже долго не спалось. Не выходила из головы речь заместителя управляющего треста «Чистяковантрацит» Стаханова Алексея Григорьевича. Мероприятие сегодня было знаменательное; впервые было проведено объединённое торжественное собрание шахтёров двадцати шахт трестов «Шахтерскантрацит» и «Чистяковантрацит», посвященное завершению плана модернизации угольных шахт Сталинской области. Слушая Стаханова, Гриша вспомнил первые послевоенные годы. Почти два года ушло на откачку воды из затопленных шахт, на восстановление крепей, на просушку горячим воздухом восстановленных стволов. Параллельно разрабатывались новые пласты – стране был нужен уголь. Нелегко, ох нелегко доставался уголёк. Хорошо, если после вскрытия, толщина пласта была не менее 1—1,5 метра. Проходчики могли хоть на коленях «вгрызаться» в пласт, расширяя его до уровня человеческого роста. Да и крепильщикам легче было укреплять стойки – крепи. Беда, если толщина пласта оказалась мене 0,8 метра. Лежа, держа ударный молоток перед собой, проходчик «вползал» в пласт, отгребая из под себя осыпающийся уголь. За ним подручный отбрасывал уголь в более широкую нишу и дальше до вагонетки, где диспетчер вел учёт «черного золота». Но это не сравнить с первыми месяцами добычи в высушенных лавах. Обманчивые ровные туннели штреков таили в себе непредвиденную опасность: – оползни, обрушения и неожиданный выброс газа. Земля, после затопления, превратилась в «Кисель» из грунта, породы и угольной пыли. Эта обсушенная «начинка» с тонкой корочкой, как пирог могла, от накопленных газов, раздуться и, смести все крепи на своем пути. Так получилась, когда погибла Ольга, мать Радиски. Резкий выброс газа снёс крепи, оборвал троса и, вагонетки с углём, устремились вниз, сметая всё на своем пути. Гриша готовился к смене, когда сообщили о трагедии. Прошёл год, пока Гриша смог без содрогания спускаться в лаву – Ольга так и стояла у него перед глазами. А потом в его жизни появилась Феня! То, что Феня была подругой Ольги, только сроднило их. Жизнь потекла своим чередом. Вспомнилось, как привезли первый угольный комбайн «Горняк». Шахтеры больше не ползали на коленках в забоях. Добыча угля резко возросла. Но настоящий праздник случился для шахтеров, когда в 1956 году появились комбайны «Донбасс – 2К» – кольцевой бар с одношарнирной цепью в сочетании с отбойной штангой, имеющей две опоры! Комбайн позволял работать с крепкими и вязкими углями, что в несколько раз повысило производительность труда. Вспомнилась статья из журнала «Техника – молодежи» за 1952 год, которую Гриша, как молитву, использовал при беседах с молодыми шахтерами: