– Дакось монеточку-тос.
И размашисто подытожил весь этот «рок-парад» легендарными The Beatles!. На этом забор и наше безмятежное утро закончились. Путь нам, широко расставив ноги, перегородили непонятно откуда взявшиеся два рослых сотрудника ППС. Старший из них, в звании сержанта («Вот он, настоящий Сержант Пеппер», – мелькнуло у меня в голове), подошёл к нам и саркастически произнёс:
– Ну что, молодёжь, заняться нечем? Пошлости на заборах пишем.
Женя, понимая, что мы всё-таки виноваты, всё же попытался как-то оправдаться:
– Пошлостей нет, товарищ сержант. Так – названия рок-групп.
– Да?
Интуитивно сержант понимал, что правонарушение мы совершили. Но в его голове все уличные правонарушители стереотипно делились на три группы: «распивающие спиртные напитки в общественном месте и находящиеся в состоянии алкогольного опьянения», «выражающиеся нецензурной бранью в общественном месте» и «наносящие друг другу телесные повреждения из хулиганских побуждений в общественном месте». Мы не дрались, алкоголем от нас не пахло, значит, нас следовало определять к «выражающимся». Сержант взял Женю под руку и пошёл с ним вдоль забора, но уже в обратном направлении. Вначале он прошёл мимо непонятного ему The Beatles. Затем настороженно мимо таких же непонятных Aerosmith и AC/DC, затем уже зло мимо Pink Floyd и Led Zeppelin и уже почти в отчаянии мимо The Doors и Jim Morrison. Как вдруг удача запрыгнула в руки сержанту! Он склонил голову над лицом Жени, глядя в упор в его глаза. Руку с выставленным указательным пальцем направил в сторону забора и, выделяя каждую букву в своих словах, спросил:
– А это что?!
– Что? – робко спросил Женя. «Это их не спасёт», – промелькнуло у него в голове.
– Это!!! Что?!! ХЕР-ндрикс кто написал?
«Роковая» ошибка Жени. Хендрикса тоже следовало написать английскими.
– В машину! – скомандовал сержант.
И мы безропотно подчинились ему. Сидя в машине, не спеша катящейся к отделению милиции, я несильно переживал о случившемся. Ну действительно, что мы, бывшие пионеры и лишь по воле судьбы случайно не ставшие комсомольцами, будучи к этому, в принципе, вполне идейно готовыми, такого сделали? Я представлял себе, что в отделении милиции с нами сейчас проведут профилактическую беседу, погрозят пальцем да отпустят по домам. В крайнем случае сообщат в школу и родителям. В са-а-амом уж крайнем случае дадут нам краску и кисточки и мы подобно героям Марка Твена закрасим свои художества. Для приближающейся на нас середины 90-х с её массовыми драками, рэкетом, погромами на рынках и заказными убийствами художественная роспись на заборе, на мой взгляд, ну никак уж не была достойна внимания милиции. К слову сказать, этот забор через несколько лет (каких лет – месяцев!) будет так и в таких выражениях исписан, что рядовой Х..Й будет на нем смотреться как буковки из прописи первоклашки-отличницы.
Заведя нас в отделение милиции, сержант передал нас и пару наспех нацарапанных бумажек такому же сержанту, только пониже ростом и поуже в плечах. Этот сержант подвёл нас к сваренной из массивных металлических труб клетке, официально называющейся камерой для административно задержанных, а в простонародье понятным каждому словом «обезьянник», открыл его массивную дверь и скомандовал:
– Заходим.
– Куда?! – возмутился я.
– Сюда! – проорал сержант. – А шнурки и всё, что из карман, сюда!!! – И сержант со звуком ткнул пальцем в стол, который располагался при входе в обезьянник.
