Наперсток серебряный; не знаю, какой терпеливый и искусный мастер его сделал. Все, кто видел этот шедевр ювелирного искусства, долго рассматривали его и восхищались. Наперсток был покрыт мелкими шариками, будто бисером, а чуть ниже середины, словно пояс из цветов на черненой эмали, его завершала тонкая, красива канва. У нас не было особых ценностей: революция отняла у моих предков все. Мы жили в чужом доме, и нам, детям, казалось, что если есть в доме дорогая вещь, то это мамин наперсток.
Когда исполнилось мне шестьдесят лет, мама позвала меня и достала заветный наперсток. Я удивилась: как же она его сохранила? Мама торжественно вытащила из-под подушки, на которой спала, стертый кожаный маленький кошелек – оттуда уже посеревший комок ваты.
– Я хочу подарить его тебе, – сказала она, нежно поглаживая наперсток своими узловатыми пальцами.
– Не надо, мама, ты ведь так его любишь, – запротестовала я.
– Глаза уже давно не видят, любоваться им я уже не могу, а шить – тем более, – улыбнулась она.
Мама снова рассказала мне историю наперстка.
– Подари его Нуцалай или Шахсанат (это мои сестры), – никак не успокаивалась я.
– Нет, Фазу! Они такие вещи не ценят. Это ты умеешь беречь и хранить. Пусть теперь он станет твоим талисманом счастья и радости. Я хочу, чтобы он был у тебя.
Я взяла наперсток и заплакала.
Когда умирала моя прабабушка, мне было тогда два года, говорят, что она свой талисман, на котором арабской вязью была расписана молитва, передала моей матери и сказала: «Это – для Фазу, ей в жизни будет очень трудно; а до того, как она поймет смысл талисмана, носи сама». Мне его дали, когда я пошла в седьмой класс и с тех пор ношу его с маминым наперстком и никогда с ним не расстаюсь…
Не раз в моей жизни случалось так, что я стою на краю пропасти, одной ногой как будто уже проваливаюсь в нее. Но в этот же момент, когда уже казалось «все!», меня словно кто-то невидимыми руками перемещает на лужайку. И мне кажется, что Аллах спасает меня, потому что я никогда не сомневалась в его могуществе и справедливости.
Я глажу свой талисман и вспоминаю прабабушку, которую знала только по рассказам и которая с детства вошла в мое сознание как очень мудрая, проницательная женщина. Вспоминаю маму, Цурмилову Патимат и, подняв руки, благодарю Всевышнего: «Аллах, алхамдулилла, ты опять спас меня от черной зависти и ненависти».
Сейчас я думаю: кому завещать свои талисманы, кто из моих внучек сможет оценить важность и значимость моего дара; кто будет искренне любить и верить в их силу?
Рухну в зеленую свежую бездну —
На склон луговой упаду,
Увижу омытые синью небесной
Ромашки, лютики и лебеду.
Зажмурюсь – и, словно в теплую землю,
Их корни впущу прямо в грудь свою.
Их муки приемля, их счастию внемля,
С весенними соками душу солью.
Фазу Алиева
«Поэты – непризнанные законодатели мира».
П. Шелли
Уже тропа не звенит под моими ногами, напевая таинственную мелодию, чтобы я сама разгадала ее смысл, чтобы она потом словами легла в моем сердце, создавая почву для новых стихов. Уже тропа не бежит навстречу, ускоряя мой шаг, не ставит передо мной вопросы жизни, над которыми мне нужно думать и думать, находить ответы, находить для них такую форму, чтобы каждое слово сверкало. Эти загадки делали меня молчаливой, я искала одиночество, чтобы остаться с ними наедине. Когда человек думает, он становится духовно богаче, моложе и одухотворенней.
