Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР. 1941—1945 - страница 15

Гитлер мог выступать в защиту восточных земель как жизненного пространства для немецкого народа, а Гиммлер мог вещать об исторической роли Германии как защитного бастиона Европы против азиатского варварства. Единственной исторической истиной, которую подтвердили действия Гитлера, стал факт, что отношения Германии с ее восточным соседом всегда были продиктованы конъюнктурной необходимостью. Например, в 1812 г. немцы разорвали свой союз с Наполеоном, чье бегство из Москвы побудило прусского короля встретиться с царем в Тауроггене. (Русско-прусское соглашение в Тауроггене было подписано (без ведома прусского короля Фридриха-Вильгельма III) командиром прусского корпуса, воевавшего на стороне Наполеона, генералом Йорком. В соответствии с этим соглашением, войска прусского корпуса объявляли нейтралитет (позволявший русским активно преследовать в Восточной Пруссии разбитые наполеоновские войска), а в самой Пруссии развернулось национально-освободительное движение, заставившее и самого прусского короля разорвать союз с Францией и начать с ней войну на стороне России. – Ред.) С тех пор дух Тауроггена еще не раз был востребован, в частности, в 1922 и 1939 гг. Связи между прусской и имперской русской военной кастой были откровенными, и их было нетрудно возобновить в любое время, обращая при этом внимание на то, что Красная армия являлась наименее революционной частью советской системы. Презрение Гитлера к славянам, с другой стороны, было вовсе не прусским и не военным, а типично австрийским и при этом присущим нижнему среднему классу – некая форма агрессивного шовинизма, вызванная уступками, которые сделала катившаяся к закату монархия Габсбургов своим славянским подданным (благодаря которым империя устояла во время революции 1818–1849 гг. – Ред.). Оно не разделялось прусским классом землевладельцев, который сформировал спинной хребет германского офицерского корпуса. Фактором, который мог сделать генералов более сговорчивыми в отношении гитлеровских планов вторжения, являлась вера в то, что внутри сталинского военного руководства существует некая прогерманская мятежная фракция. Хоть и не стоит принимать всерьез «признания», сделанные на открытом судебном процессе семи военачальников, которых судили в 1937 г., тем не менее эти военные имели связи с германским верховным командованием в дни протоколов Секта – Тухачевского, и их обвинили в стремлении заполучить германскую помощь. Считалось, что по крайней мере два командующих армиями Сталина в 1941 г. – Толбухин и Рокоссовский – были посажены в тюрьму во время процессов и впоследствии амнистированы.

Воздействие московских процессов над изменниками родины на германское Верховное командование объясняет не только готовность генералов вступить в авантюру вместе с Гитлером, но также и готовность многих из них воспринять русского солдата как союзника, когда они сойдутся в затяжной войне. Хотя генерал Власов попал в руки немцев только в июле 1942 г., эксперты в германской военной бюрократии, родившиеся в России, уже мечтали о таком человеке еще до того, как война началась. Ходили слухи о контрреволюционных наклонностях того или этого советского маршала. В Берлине военные остполитики поддерживали особенно захудалую политическую группу русских эмигрантов – партию солидаристов, или НТС, Виктора Байдакова, которые создали свою программу по образцу национал-социализма. Люди в НТС ожидали национального «мессию», русского Наполеона, и каждый взятый в плен советский генерал оценивался, как далай-лама, на предмет наличия магических знаков.