Когда мы вошли в прокуренную квартиру Виктора, я обомлел от удивления и потом от нахлынувшего ужаса. Она выглядела явно после грандиозной и длительной пьянки. С потолка нависал сигаретный дым. На столе – популяция пустых и недопитых бутылок из-под водки и, очевидно к нашему приезду, шампанского. Разбросанные по голому столу недоеденные банки консервов и бутерброды – трудно определить с чем. Мне, не пьющему и некурящему опять стало дурно. «Извиняемся», сказал Виктор, «холодильник работает с перебоями. Так что есть будем в основном консервы. Ну, жены, убирайте квартиру. Главное – стол».
От слова «жены» меня покоробило. Я начинал подозревать, что попал в бардак. Сердце стучало быстро и тревожно. Я спросил: «Нельзя ли принять душ?» Я подумал, что холодная вода не допустит обморока.
Кондиционер с шумом и нехотя перегонял теплый воздух.
В ванной комнате не было замка. Я понадеялся, что все осведомлены о моей просьбе занять душевую и никто не ворвется неожиданно. Виктор даже снабдил меня чистым полотенцем. На вешалке висело еще одно, с пятнами.
Спасительный холодный душ – вот что мне было нужно. Я пустил воду и закрыл глаза, стараясь расслабиться. Стало легче. Не знаю сколько я так стоял, но вдруг без стука открылась дверь и, опять загадочно улыбаясь, вошла Эллочка. Вошла и остановилась у двери, бессовестно меня разглядывая. Я потерял способность к речи. Стоял, онемело, глядя на нее. Так мы постояли, и она, хихикнув в кулачок, ретировалась.
Я понял, что мне придется многое принять без вопросов и смириться, ибо деваться мне некуда. Опять пришло ощущение безвыходности, с которым я покидал Нью-Йорк.
Компания сидела за столом с новыми бутылками и открытыми консервами щуки, паштетов и прочего. Разлили шампанское и добавили туда водки. Внутренне я опять пришел в ужас. Я понял, что сейчас, после стольких лет трезвости, напьюсь. Изабелла занимала место против меня и не обращала на меня, казалось, никакого внимания. Рядом сидела Эллочка и лениво гладила меня по бицепсу. Виктор обнял за плечи Изабеллу и провозгласил тост за наш приезд.
Впервые за много лет я ощутил блаженство от ожога алкоголем в теле. Эллочка запищала, вцепившись мне в ладонь: «На брудершафт, на брудершафт. Следующий все пьют на брудершафт». Виктор, не церемонясь, схватил в охапку Изабеллу, сжав ей грудь большой лапой, и впился в губы.
Иголкой кольнуло в сердце, но в меня впилась Эллочка, повиснув на моей шее. Я сжал губы, чтобы поскорее отделаться, но ей удалось меня порядком обслюнявить. Потолок завертелся перед глазами. Я почувствовал опасность упасть. Я бросил на Изабеллу взгляд, умоляющий о пощаде. Она поднялась и вывела меня в спальню. Там уложила меня на постель, помогая раздеться. Я хотел ее что-то спросить, относительно того, что это за подвал человечества. И когда же мы уедем и Иерусалим. Но отключился. А когда пришел в себя, на мне уже уместилась Эллочка и в полном смысле меня насиловала.
Что хуже всего, в открытых дверях стоял Виктор и наблюдал с усмешкой. Ему это доставляло удовольствие. В голове у меня играла маршевая музыка и разговаривали голоса. Я сбросил с себя Эллочку и вскочил с дивана. «Как вы смеете?» завопил я с вызовом.
«Что смеем?» уже не улыбаясь спросил Виктор.
«Подбрасывать мне эту куклу».
«Она не кукла», пожал он плечами. «Она теперь ваша жена».
«Жена?!» продолжал я вопить, лопаясь от возмущения. «А как же Изабелла? Под кем она?»
