— Мама, не драматизируй, Регина, открой дверь! Слышишь меня? Открой! Кому говорю?
Папа дергает ручку с той стороны, а я, просто закутавшись в махровый халат, сижу на бортике ванны и смотрю на себя в зеркало.
Припухшие от поцелуев губы, на шее даже есть засос, заплаканные глаза. Руки трясутся, сама не знаю почему. То, что произошло в кабинете, перевернуло все мое сознание.
Оказывается, бывает и так.
Яркий, страстный, откровенный секс. Матвей зажимал мой рот ладонью, глуша крики и громкие стоны. Брал словно голодный, до сладкой боли вонзаясь глубоко в мое тело. Мой первый оргазм разорвал мир на миллион радужных осколков, таких острых, принося только удовольствие.
— Регина, открой немедленно! Иначе я выломаю дверь!
Папа не унимается, бабуля что-то тараторит рядом о подростках и суициде. Нет, я не буду резать вены и глотать таблетки, не сейчас. Когда со мной случилось такое, и я полюбила как ненормальная.
Мне больно и хорошо одновременно.
Разве так бывает?
Но взгляд Матвея после нашей близости ранил больше всего. В нем снова были равнодушие и превосходство. Но я ведь знаю, я видела, буквально через несколько минут, после того как все случилось, он смотрел иначе.
Быстро выскочила тогда из кабинета, наспех поправляя одежду. На чистом адреналине, который все еще кипел в крови, добралась до дома.
— Доченька, открой дверь, нам надо серьезно поговорить.
Выполняю просьбу отца, он стоит на пороге, уставший, глаза красные. Мне жаль его, и так, наверное, куча проблем и забот, а еще я со своими закидонами.
— Что случилось?
— Ничего, просто хотела побыть одна, в этом доме это практически невозможно сделать, — закручиваю влажные волосы в высокий пучок, прохожу на кухню.
— Регина, что такое ты говоришь?! — Бабуля снова затараторила, от ее причитаний и так раскалывается голова третий день. Ее чрезмерная опека давит и раздражает. Дома я была предоставлена самой себе, и меня это устраивало.
На кухне завариваю зеленый чай. У меня было столько вопросов к отцу, а сейчас я словно застыла во времени.
— Дочь, что случилось? — Папа берет за локоть, разворачивает к себе, пристально смотрит.
Я совсем на него не похожа, вся в мать: глазами, цветом волос, бледностью кожи. Но он всегда волновался за меня больше нее.
— Скажи, тот мужчина у тебя в кабинете, кто он? — аккуратно задаю самый волнующий вопрос.
Молчит, отводит взгляд.
— Какой мужчина? — Бабуля влезает снова.
— Пап? Ответь.
— Регина, тебе лучше не знать, пока не знать. Скоро все закончится, и я все объясню.
— Ты объяснишь мне сейчас, я не пятилетний ребенок, я имею право знать все, что происходит в моей семье. Почему меня сослали жить сюда из нашей квартиры и дома? Почему ты ведешь себя странно? Почему говоришь, что надо уехать?
— Вот уехать — это будет правильно, не нравится мне все это.
— Бабуля! Ты ведь недавно была против, что изменилось?
Двое взрослых, самых близких мне людей только смотрят на меня, потом друг на друга и ничего не объясняют.
— Кто тот мужчина? Что он делает у тебя в офисе?
— Я же говорил, он мой новый заместитель.
— Это не ответ.
Папа отходит к окну, долго смотрит в уже темное небо, спина напряжена. Я знаю, что услышу что-то нехорошее. Может, и не надо было спрашивать?
— Через два дня банкет, там все всё узнают.
— Что всё?
— Регина, если ты говоришь, что взрослая, значит, можешь потерпеть несколько дней, ведь так?
Голос строгий, руки за спиной, пальцы сжаты в кулаки.
