Почему теория ценности имеет значение?
Прежде всего, сам факт исчезновения категории ценности из экономических дебатов скрывает то, что должно быть живым, публичным и активно дискутируемым[33]. Если допущение, что ценность определяется «на глаз», не оспаривается, то в таком случае определенные виды деятельности неизбежно окажутся создающими ценность, а другие – нет, просто потому, что некто – как правило, имея в этом материальную заинтересованность, – так утверждает (возможно, более красноречиво, чем другие). Те или иные виды деятельности могут перескакивать с одной стороны границы сферы производства на другую с помощью одного клика мышки, и едва ли это кто-то замечает. Когда банкиры, риелторы и букмекеры заявляют, что создают ценность, а не изымают ее, представители магистрального направления экономической науки не предлагают никакого основания для того, чтобы оспорить это, даже несмотря на то что публика может относиться к подобным претензиям скептически. Кто способен возразить Ллойду Бланкфейну, когда он заявляет, что сотрудники Goldman Sachs входят в число самых продуктивных людей на свете, или фармацевтическим компаниям, поясняющим, что запредельно высокая цена на какой-нибудь из их препаратов объясняется порождаемой им ценностью? Истории о создании богатства могут убеждать (или «захватывать») правительственных чиновников, как это недавно продемонстрировало одобрение правительством США курсов лекарственного лечения лейкемии стоимостью полмиллиона долларов, обоснованное именно продвигаемой фармацевтической индустрией моделью «ценообразования на основе ценности» – даже невзирая на то, что вклад налогоплательщика в создание соответствующего препарата составил 200 млн долларов[34].
Во-вторых, отсутствие анализа ценности имеет масштабные последствия для одной конкретной сферы – распределения доходов между разными членами общества. Когда ценность предопределяется ценой (а не наоборот), уровень и распределение доходов представляются обоснованными постольку, поскольку существует рынок товаров и услуг, который порождает эти доходы в процессе покупки и продажи. В соответствии с этой логикой все доходы являются заработанными – любой анализ с точки зрения их производительности или непроизводительности при этом исчезает.
Однако данное объяснение представляет собой логический круг, замкнутую петлю. Доходы обосновываются производством чего-либо, что имеет ценность. Но как мы измеряем ценность? По тому, приносит ли она доход. Вы получаете доход, потому что вы производительны – вы производительны, потому что вы получаете доход. В результате как по мановению волшебной палочки пропадает понятие незаработанного дохода. Если доход предполагает нашу производительность и если мы заслуживаем дохода всякий раз, когда мы производительны, то как в таком случае доход может оказаться незаработанным? В главе 3 мы увидим, что данный порочный круг в рассуждениях нашел отражение в том, каким образом формируются национальные счета, отслеживающие и измеряющие производство и богатство в отдельно взятой экономике. В теории никакой доход нельзя считать слишком высоким, поскольку в рыночной экономике конкуренция не допускает, что кто-либо зарабатывает больше, чем заслуживает. На практике же рынки, как выражаются экономисты, имеют несовершенный характер, и в результате цены и заработные платы зачастую устанавливаются сильными мира сего, а соответствующие расходы несут слабые.
