Центр мира - страница 24

происходило 19–21 августа 1991 года в Москве. А тут – IV век до нашей эры! Жуть… Интересно, как жилось людям в этих ущельях, когда они ежечасно, ежеминутно, каждый миг своей жизни воспринимали эту пронзительную красоту высокогорья? А построить такое сооружение на отвесной скале, под ударами стихий – разве реально? Сколько сил, времени и средств это должно было занять? Правда, строили такие сооружения явно не те, кто их задумывал. Заставляли каких-нибудь дехкан или рабов тесать камень. Ещё в первый раз, проходя по этим местам четыре года назад, Гельман задавался вопросом: что за геометрические узоры расположены внизу? Что это – творение рук человеческих, изуродованное временем и снегом, или причудливое нагромождение скал?

Теперь он этим вопросом не задавался. Пять дней назад, проходя над перевалом Кара-Таш, он видел, как в середине иссиня-чёрной морозной ночи крепость испускала голубое мерцание, очень похожее на свечение неоновой лампы…

Гельман встал, накинул на плечи мягкую полартековую куртку и вышел в коридор. Окно было приоткрыто, скалы покрывал серебристый лунный свет, как будто огромные тянь-шаньские кручи выбелил выпавший иней.

«Полнолуние», – подумал Гельман и потянул створку окна.

Вдоль берега озера двигались тени.

«Вот мудаки, – привычно проворчал про себя Гельман. – В лунном свете в этих камнях сам чёрт ногу сломит. Ещё какая-то группа выходит из гор, что ли?»

Слышно было, как «разговаривала» горная река. Вернее, не одна, а десятки рек, речек, ручейков и родников, впадающих в озеро Кара-Коль со всех окрестных гор и долин. И среди этого водного многоголосья Владимир Гельман уловил человеческую речь.

Люди общались вполголоса, предполагая, видимо, что шум бегущей воды заглушает их слова. Но в такой прозрачной, вяжущей тишине, какая случается в горах не каждый месяц, их тихая, вплетённая в звук ручья речь разносилась на сотни метров вокруг. Так, люди, разговаривающие в моторной лодке, плохо слышат друг друга, но их беседа совершенно отчётливо звучит для слушателя, располагающегося в ста и даже в двухстах метрах.

– Наслаждаетесь тишиной? – сзади, практически бесшумно ступая по ковру, подошёл Денис. – Правда, сказка?

Гельман вздрогнул, освобождаясь от услышанного только что разговора.

– Да уж, сказка… А что делают эти люди?

– Какие люди?

– Ну там, внизу?

Денис мягко улыбнулся.

– Вы же не верите в духов местных гор и в силу учения Рериха? Значит, и теней здесь никаких быть не может. Английский уйгур ушёл на этюды в горы ещё вечером и вряд ли сюда вернётся. А больше людей здесь нет…

– Как это нет? Я только что видел группу – человек семь.

– Призраки воинов Гэсэрхана, Владимир Владимирович, – всё так же мягко улыбнулся Денис. – Тринадцать всадников…

– Каких всадников? Люди под грузом и с альпеншто…

И тут Гельман осёкся на полуслове. Он понял, что это были никакие не альпенштоки.

Гельман повернулся к окну и стал вглядываться в серебряное нагромождение камней.

Луна стремительно закатывалась за склон. Камни потемнели, в несколько минут потеряв наброшенное на них серебристое шёлковое покрывало.

И больше не было видно семерых человек, пробиравшихся среди россыпи, под тяжёлой поклажей и с автоматами в руках.

«Шесть мюридов пойдут в пещеры. Эмир останется здесь».

Владимир Гельман тридцать лет ходил по горам Кавказа и прекрасно понимал речь десятка местных народов.

От осознания того, что люди внизу говорили на одном из вайнахских наречий, он поёжился.