Так вот ко мне подходил этакий древний старичок…
– А вы что?.. На дапамогу нам?
– Да так! – ответил я…
– А-а… Добра справа.
Он говорил на белорусском языке, но мне прослужившем почти два года в республике было всё ясно, переводчиков не требовалось. Если вслушаться даже и польский язык, его смысл сказанного становится во многом понятным. Разговор складывался обычным образом, меня же интересовало всё касающееся былого подворья и усадьбы.
– А скажите мне, кали ласка, здесь был когда-то барский дом с дворней, не ошибаюсь?.. – блеснул и я своим познанием белорусского языка отдельными словами.
– Да!.. Ваша прауда! Няма памылки у словах… Так и есць, была тут усадьба, был пригожий дом и сад, – с какой-то быстрой поспешностью и готовностью ответил мой собеседник. Было видно, что тема, какой коснулся я вопросом, была ему знакома и приятна. Далее буду писать его разговор по-русски, чтобы не заморачиваться припоминанием слов, да исканием нужных в словарях, ведь не это главное, мне посчастливилось встретить очевидца былого величия этого края.
– Вона вишь, остатки стен и фундамента… А я помню, всё здесь было в пристойности. Тогда было при паньстве. Да, милок! При паньстве, а потом всё война пустила в расход. Бои были ой, какие! жуть… Всё ходуном ходило, как только живому остаться довелось, не уразумею… А ещё перед войной всё было ладно. Хозяйство и сам дом, и усадьба были в самой своей красе. Всё здесь спорилось и жило как надо. Здесь я повстречал свою каханую (любимую), здесь мы одружились и дети народились. Вот почему я так часто прихожу сюда посидеть, да припомнить. Всё как будто было вчера, и голоса детишек, и своей супруги слышу почти, как ваш…
Старик остановился, молча посидел, видимо надо было ему так, собраться с духом для поиска нужных слов, переждать какую-то внутреннюю борьбу. Потом продолжил свой разговор.
– Меня заарестовали ещё до войны, пошто не ведаю, потом лагеря, далее годы штрафных батальонов, окопной жизни, ранения, но Господь уберёг, сохранил, вернулся… Прошли с войны десятки лет, а они сгинули во время войны, мало кто остался очевидцем, а я прихожу, посижу да пойду себе дальше жить. Боль притупилась, осталось то, что внутри комом образовалось и не болит, а чувствую его тяжесть, камнем взялося… Ну да ничего я обвыкший, так живу десятка четыре. Ты, милок, для чего пытаешь? Аль тебе в интересе?..
– В интересе, отец. Красота какая! как можно пройти мимо?.. Люблю бывать в таких местах, мне тоже как будто слышны звуки былой жизни и словно мысленно проживаю в ней… Прошёл я вдоль реки, посмотрел запруды, да остатки мельницы, побывал на кладбище, а потом уже ноги сами привели на остатки расположения дома, да и присел, задумался…, а тут вы…
– Так, так… Я ведь тоже приду сюда, задумаюсь, повспомню, словно на свиданье прихожу, да и как будто хорошо становится. Ведь не за горой и она меня Там встретит, жду… Годов то мне уж много, не сегодня-завтра представлюсь пред Судиёй… Да, милок, это тебе не пашню пахать. И страх, и робость, и радость непонятная о неведомом одолевают. Всего много! Как подумаешь… Вот ведь какое дело… Вроде пожил и хватит, ровесник века, всего повидал… И хочется туда, а тут же стоп играет, что-то тревожит, робость одолевает…
Ровесник века? значит, лет на десять старик был старше, чем я предполагал.
– Ну! тебе, служивый, ещё не понять такое, а я весь затылок исчесал, в голове дыры проделал, как и что, загадка ей Богу…
