Цепи Эймерика - страница 11

Такая тяжелая ноша не нравилась лошади, и та время от времени пыталась ее сбросить, не подозревая, что несет самые авторитетные и толковые труды, написанные до сих пор о катарской ереси.

Миновав горную тропу между замком де Куарта и долиной, Эймерик наконец-то смог в полной мере насладиться собственным одиночеством.

Оно всегда приносило ему утешение, даря моменты сокровенной радости и внутренней свободы. Николас, как младший сын в аристократической семье, стал монахом не по необходимости – к этому всегда стремилась его душа. Тишина коридоров аббатства Жироны, в котором Эймерик служил в годы послушания, сырые, сумрачные переходы, часы размышлений в келье, лишь изредка прерываемые короткими беседами с другими послушниками, приносили ему чистую радость, которую сложно понять людям, живущим вне монастыря.

Нельзя сказать, что Эймерик был одиночкой по натуре. За годы, проведенные в престижном доминиканском университете Тулузы, он реализовал свои амбиции и преуспел, стараясь всегда и во всем действовать благоразумно и осмотрительно. Даже обзавелся юными почитателями; но любые попытки подружиться или встречаться с ним чаще необходимого воспринимал как нарушение своих личных границ. Тогда ему начинало казаться, что он задыхается. Отвадив наглеца парой едких ответов и ядовитых шуток, Эймерик запирался в своей келье и погружался в холодное молчание, немного раскаиваясь в своем поведении, но чувствуя огромное облегчение при избавлении от очередного навязчивого прихвостня.

Сейчас он в полном одиночестве скакал среди изумрудной зелени чарующих долин с кое-где побеленными снегом вершинами гор и испытывал абсолютное счастье, укрытое маской спокойного добродушия, присущего монахам.

По описаниям своих людей, уже побывавших в этих местах, инквизитор узнал гордый профиль замка баронов Нус и расположенный неподалеку, на другом берегу реки, замок Пилата, – грубый и суровый. Но взгляд его снова и снова притягивали сверкающие на солнце вечные снега острых вершин, густые леса и ручейки, спешащие к реке и время от времени перерезающие тропинку.

Задание, которое Эймерику предстояло выполнить, не пугало его. Вряд ли здесь случится что-нибудь столь же ужасное, как то, что в первые годы его служения произошло в Арагоне; да и проявлять жестокость при устранении еретиков, подобную резне в Кастре, устроенной им самим, наверняка не потребуется. По крайней мере в такой степени.

Эймерик ненавидел кровь и не получал никакого удовольствия от созерцания страданий. Но был бессилен против собственных приступов агрессии, ярость которых поражала его самого, и презирал себя за это. Когда гнев утихал, он старался заглушить чувство вины за насилие, оправдываясь тем, что служит Богу, выполняя свой долг. И все же в глубине души после таких всплесков был очень расстроен, потому что представлял себя на месте жертвы.

Очарование долин подарило инквизитору внутреннее спокойствие, которого он давно не испытывал. Поэтому его, всегда исключительно бдительного, застигло врасплох видение недалеко от Фениса.

Сначала он заметил безобидную змейку среди больших камней – последних остатков древнеримской дороги. Лошадь Эймерика, лениво переставляя ноги, уже чуть было не наступила на нее. Как вдруг из кустов можжевельника на обочине выпрыгнуло розовокожее существо, кубарем бросилось под копыта, схватило змею и с невероятной ловкостью вскочило на ноги в нескольких метрах от Эймерика.