Харон стоял у входа, скрестив на груди длинные руки. Рядом у стены стояла его трость с черепушкой. На Харона украдкой и с некоторой опаской поглядывали все, включая пьяного детинушку, а он смотрел прямо перед собой и вид имел отрешенно-задумчивый. Каталки нигде не было видно.
– А где? – спросил Мирон, подходя к Харону.
– Забрали. – Тот пожал плечами, а потом спросил: – Можно мне остаться?
– Конечно, это ж больница, а не твоя контора, тут рады всем и в любое время.
– Я так и подумал. – Харон перевел взгляд на детинушку, тот тут же прекратил дебоширить и затаился. Старичок одобрительно кивнул. Диночка вздохнула с облегчением. – Тогда я подожду на улице.
– Ждать придется долго, – предупредил его Мирон.
– Хорошо. – Харон прихватил свою трость и направился к выходу.
– Это кто? – спросила Диночка, как только за ним захлопнулась стеклянная дверь. – Жуткий какой! – Она выпучила глаза, несколько раз взмахнула накладными ресницами. А Мирон в который уже раз подумал, что имеется прямая связь между длинной накладных женских ресниц и интеллектом. У Диночки ресницы были ну очень длинными…
– Не берите в голову, – сказал он ласково, и, развернувшись на каблуках, рванул по коридору в сторону отделения лучевой диагностики.
Там в небольшом предбаннике его уже ждал Сидоренко.
– Уже? – спросил Мирон, отвечая на крепкое рукопожатие хирурга.
– Не уже, а снова, – проворчал тот. – Ты ж ее еще не видел?
Мирон чуть было не ляпнул, что очень даже видел, но вовремя прикусил язык.
– Нет, но Харон сказал, что дело плохо.
– Плохо – это не то слово, – Сидоренко почесал по бычьи мощную шею. – Хреново дело, Мирон. Я позвонил в неврологию, пусть подбежит кто, глянет. Но тут и без них понятно, что есть внутричерепное кровоизлияние. Это мы ее еще на предмет других травм не осматривали, сразу запихнули в аппарат.
– Нет там других травм, – буркнул Мирон.
– Тебе откуда знать, ты ж ее не видел?
– Харон сказал.
– А Харон у нас типа врач? – Сидоренко усмехнулся, снова поскреб шею.
– А Харон у нас типа патологоанатом. В прошлом. В недавнем прошлом.
– Стало быть, какой-никакой врач.
– Нормальный он врач, получше некоторых. – За Харона вдруг стало обидно.
– Ну, будем думать, что он не ошибся, – сказал Сидоренко примирительно.
Ожидание тянулось мучительно долго. Сидоренко развалился в кресле, устало прикрыл глаза. Мирон кружил по предбаннику, перемещаясь от одного информационного стенда к другому. Стенды были предназначены для пациентов, картинок было больше, чем слов, но чтение и разглядывание картинок успокаивало. Наконец, в предбанник выплыла Милочка. Она была дамой корпулентной, но корпулентности своей нисколько не смущающейся. Характер имела вредный, из-за чего врагов в больнице нажила немало. На Мирона она даже не глянула, сразу взяла курс на Сидоренко.
– Забирай! – сказала чуть сиплым и прокуренным голосом. – Идите мойтесь на операцию, дружочки!
– Хреново? – спросил Сидоренко точно так же, как до этого спрашивал Мирон.
– Сами смотрите. – Милочка поманила их за собой в святая святых, где на монитор компьютера были выведены данные МРТ.
Сидоренко с Мироном посмотрели, молча переглянулись.
– Дело ясное, что дело темное, – сказал Сидоренко задумчиво.
– Девочку жалко, – вдруг сказала Милочка бархатно-мягким, каким-то чуждым для себя голосом, а потом рявкнула: – Чего вы тут картинки разглядывайте? Она сама себе трепанацию не сделает!
