Кэрол вздохнула. Значит, во дворе все-таки кто-то бывал. Не важно, выбросил ли кто-то эти предметы или закопал, они были явным знаком человеческого вторжения. Сломанные куски растений, обломки какого-то механизма или просто мусор – все сводилось к одному: ее сад был осквернен.
Кэрол все еще уныло стояла перед окном, дивясь силе собственной реакции, когда позади, на лестнице раздалось эхо размеренных шагов.
– Я уже не молод, – говорил старичок. – Врачи не велят мне строить каких-то далеко идущих планов. – Он грустно улыбнулся и моргнул кроткими глазами. – Но перед смертью мне хотелось бы закончить мой небольшой проект. Книгу о детях.
Они стояли у окна и тихо разговаривали, едва нарушая тишину помещения. Голос старичка разносился недалеко. Он слегка шепелявил, и это отчего-то показалось Кэрол умиротворяющим. Его голос был высоким и дрожащим, как у флейты.
Хотя поначалу Кэрол была раздосадована тем, что посетитель прервал ее размышления, – отчего бы ему не пойти донимать миссис Шуман, раз у него возникла какая-то надобность? Зачем идти прямиком к ней? – она не могла не признать, что в нем есть что-то трогательное. Несмотря на животик и второй подбородок, вблизи он выглядел удивительно хрупким и куда более старым, чем показалось вначале. Возможно, ему было далеко за семьдесят. Ростом посетитель был не выше нее, с пухлыми ладошками, полными губами и нежной, розовой, почти безволосой кожей. Он напомнил Кэрол свежевымытого младенчика.
– Вы пишете книгу о собственных детях? – спросила она, готовясь противостоять волне воспоминаний.
Старик покачал головой.
– Нет, вовсе нет. Я так и не сподобился завести детей, – еще одна печальная улыбка, даже более волнующая на столь потешном личике. – Но мне нравится наблюдать за ними. Взять хотя бы этих двоих. – Он махнул в сторону стеллажей в дальней части помещения. – Вы видите, чем они заняты? Мое зрение уже не такое острое, как раньше.
Кэрол оглянулась через плечо. За центральным столом две девочки беззвучно сновали между книжными шкафами.
– Ах, эти! – Девушка подумала, не сказать ли о них миссис Шуман, но библиотекарь перебирала стопку каталогов. – Боюсь, они немного безобразничают. Кажется, играют в догонялки.
Старичок кивнул.
– Игра, возникшая до начала истории! Когда-то проигравший платил собственной жизнью.
Из-за полок донесся смех.
– Об этом я и хочу написать, – продолжил старик. – О происхождении игр. Детских стишков, сказок и всего остального. Некоторые из них старше… да даже меня! – Он склонил голову на сторону и улыбнулся. – То есть, даже в самых невинных созданиях есть что-то дикарское. Понимаете?
– Не совсем, – Кэрол почувствовала легкое раздражение. Посетитель до сих пор не сказал, что ему нужно.
Старичок поджал губы.
– Ну, возьмем, например, сегодняшний день, двадцать четвертое июня. Издавна он считался особенным. Сегодня колдовские заклинания становятся в два раза сильнее. Люди влюбляются. Исполняются сны. Вот вам что-нибудь снилось прошлой ночью?
Кэрол помедлила.
– Не помню.
– Скорее всего, снилось. Девушкам обязательно что-нибудь снится накануне летнего солнцестояния. Эта ночь просто создана для снов.
– Но как летнее солнцестояние может быть так скоро? – спросила Кэрол. – Ведь лето только началось.
Старик покачал головой.
– В прежние времена люди видели мир иначе. Год казался им чем-то вроде колеса: половина – зима, половина – лето, в середине каждой половины по празднику. Зимой проводили Йольский пир, летом – то, что мы празднуем сегодня, день летнего солнцестояния. Разумеется, теперь наш год расплющен в календарь, и Йоль стал синонимом Рождества, но изначально этот день, разумеется, не имел никакого отношения к Христу. Он отмечал совсем другое рождение.
