Церемония жизни - страница 20



Подойдя к подъезду, я нажала кнопку интерфона.

– Заходи давай! – послышался в динамике приветливый голос, и я отперла дверь своим ключом. Наоки, похоже, только что вернулся: все еще в галстуке и кашемировом кардигане, включал теплый пол для обогрева.

– Я купила ужин по дороге, – сказала я. – Сегодня холодно. Как насчет горячего нáбэ?[13]

– Отличная идея, спасибо! А как подруги?

– У них все хорошо. Вот, поздравили нас с помолвкой…

Я протянула ему коробку с парой винных бокалов от Аи с Юми. Отложила в сторону сумочку и пакет из супермаркета, сняла пальто. Все это время Наоки смотрел на меня, и взгляд его становился мрачнее с каждой секундой.

Заметив, как исчезает его улыбка, я вдруг вспомнила, что на мне свитер из человечьих волос.

– Я же просил тебя не носить его, – произнес он глухо, уже без всякой приветливости. И, отвернувшись от меня так резко, что, наверное, чуть не сломал себе шею, плюхнулся на диван.

– Ну… Я же с ними так долго не виделась, – забормотала я растерянно. – Захотела их чем-нибудь впечатлить… А этот свитер не носила уже сто лет! Вот и подумала: надену разок, что плохого?

– Выкинь его к чертям, и как можно скорее. Ты же обещала никогда больше не надевать его! Или твои слова ничего не стоят?

– Но ведь… за него даже кредит еще не выплачен! К тому же я обещала не надевать его, когда мы вместе. А не вообще всю жизнь. Разве можно ругать меня за то, что я ношу вещи, которые купила сама, на свои же деньги?!

Мой голос дрожал от слез. Но он по-прежнему не смотрел на меня. Лишь пальцы его сползшей на пол руки нервно застучали по половице.

– Да, если меня от них выворачивает.

– От чьих-то волос?! Но эти волосы ничем не отличаются от моих или твоих! Для нас они натуральней, чем шерсть любого другого животного, от наших не отличаются, разве нет?

– Вот именно поэтому меня от них и трясет! – раздраженно, будто сплевывая, процедил он и взял с диванного столика сигареты и миниатюрную пепельницу.

Наоки почти никогда не курил – и за сигарету хватался лишь в минуты крайнего раздражения или стресса. Каждый раз, когда он закуривал, вымотавшись на работе, мне хотелось как-нибудь его успокоить. Но теперь, когда поводом для этого явился мой же несчастный свитер, я ощущала себя совсем бесполезной.

– Завтра ты, кажется, собиралась в магазин к Михó присмотреть новую мебель? – продолжал он, выпустив струйку дыма. – Я с тобой пойти не смогу, так что выбирай все сама. Но учти: если купишь хоть что-нибудь сделанное из человеческого сырья, я на тебе не женюсь. Ни зубов, ни костей, ни кожи, ничего подобного. Иначе наша помолвка будет расторгнута.

– Вот как? Ты один решил за двоих?.. Но что ужасного в том, чтобы использовать умерших людей как материал для чего-нибудь красивого и полезного? Почему вдруг тебе это кажется ненормальным?

– Да потому что это осквернение смерти! Поверить не могу, что это становится модой – выдергивать из чьих-то трупов ногти, зубы, волосы, чтобы мастерить из них одежду и мебель!

– Но чем же мы хуже всех остальных животных? Разве мы, люди, не высшая форма жизни на Земле? Проявление истинного уважения – не выкидывать наши трупы, как никчемный мусор, а перерабатывать их с пользой для тех, кто пока еще жив! Почему ты не видишь, как это прекрасно? Ведь у наших тел столько частей, которые могли бы нам еще пригодиться! Забывать об этом и есть настоящее осквернение смерти!