Церковь и мир на пороге Апокалипсиса - страница 17

Кинизм был подобен соляной кислоте, которая, попадая в трещины общества, разъедала их. Но отрицание и язвительная ирония не могли дать ответ: кто такой человек и для чего он пришел в этом мир; напротив, киники отрицали духовную субстанцию и духовные ценности, они имели дело с эмпирическим человеком. Идея о возрождении человека казалась им бессмысленной и иллюзорной; они хотели не возрождения, а освобождения, что в своем логическом конце приводило к отождествлению человека с его физиологическими функциями. Первым было освобождение от своей собственной души, второе освобождение – это освобождение от общества. Разрушая обряды и символы, киники порывали связь с прошлым, будущим и с той средой, в которой они существовали; этический и философский антисимволизм неизбежно приводил их к крайнему индивидуализму и изоляционизму. Одной из разновидностей современного цинизма является экзистенциализм, который рассматривает человека как эмпирическую данность, включая при этом в эмпирику все психическое содержание человеческого индивидуума. Философия экзистенциализма, этого декадентского цинизма, смотрит на традиции, обрядность и символику как на рабство духа. Сартр – это Диоген XX века, только менее талантливый и отважный, чем «синопский пес».

Искусство – это интимная сторона философии. Искусство киников было карикатурой; искусство экзистенциалистов вылилось в безумие и бред, то, что принято называть абсурдом. Разрушая обряд и символ, они разрушают логос человеческой души; тогда из черных бездн индивидуальности, соединенных с космическими и духовными безднами, вырываются призраки смерти и разрушения, подобные бесформенным грезам опиофага. Разрушение обрядности как знаковой системы религии приводит к двум противоположным полюсам; или к рационализации религии, к замене литургических глубин плоской словесной интерпретацией, или к экстатическому мистицизму, древнему дионисизму. Современное так называемое авангардное искусство, отрицающее принципы гармонии (как киники отрицали символику), окрашено в черные цвета демонической мистики, потому нередко состояние толпы после концертов рок-музыки похоже на вакханалию.

Церковные обряды – это не нечто внешнее и механическое по отношению к душе человека, это каналы, по которым благодать Божия сообщается человеческой душе, это тот стержень богослужения, опираясь на который люди, присутствующие в храме, могут духовно сближаться до понимания единого живого мистического тела. Церковный обряд имеет два направления: вертикальное и горизонтальное; вертикальное – как богообщение, направленность души из материального мира в духовный, и горизонтальное – как объединение стоящих в храме людей в одной вере, в одном мистическом переживании, в одном молитвенном потоке. Разрушение обряда – это разрушение духовной коммуникации, это низведение религии на плоскость философских абстракций или в темную область дионисийского мистицизма, хаоса, в область подсознания и инстинктов, в область призраков и грез. В этом демоническом состоянии повторяется древнее сказание о том, как вакханки убивают Орфея; исступленные чувства убивают дух.

Церковный обряд – реалия другого измерения, нежели слово, потому он не может быть раскрыт и заменен словом, как луч живого света, который несет в себе тепло и жизнь, не может быть заменен словесной теорией о природе света. Церковный обряд может быть понят только в храме, в непосредственном переживании, поэтому в литургике объяснение обрядов и комментарии богослужения занимают сравнительно малое место: религиозные реалии понимаются в той степени, в какой они воспринимаются. Обряд понимается так, как он принимается, то есть через изменение и возрождение самой человеческой души. Литургию невозможно объяснить. Это тайна, ее можно только пояснить, указать на определенные целевые идеи и аналогии, но она навсегда останется тайной, которую должно в благоговении пережить человеческое сердце. Потому обряд одновременно скрывает и открывает; он скрывает внутреннюю жизнь Церкви от посторонних, любопытных и наглых глаз, – скрывает, как плотным покровом, – и в то же время открывает верующей душе завесу во «Святая Святых», – но постепенно, в меру ее внутренней подготовленности, чтобы слишком яркий свет не ослепил ее.