Итак, мы ощутили веру в Божии свойства, в основные христианские догматы. Предмет веры – «мир над нашим миром», как он есть. Но это далеко не все. У мира этого невидимого предполагается своя динамика. И мы верим не только в то, как оно есть теперь, но и в то, что будет. А это – еще труднее.
Вера в христианские догматы сводится в конечном итоге к принятию наиболее непротиворечивого объяснения фактов и слов Писания. Здесь от данных опыта в область недоступного опыту сделан ровно один шаг. А вера в обетования предполагает уже следующий шаг. Одно дело, принять обоснования того, что уже произошло. Был, например, крест Иисуса Христа, а мы верим, что это было за наши грехи. Нас всегда поддержит здесь провал альтернативы. То есть, если Христос не за нас пострадал, то Его смерть (да и жизнь) становится бессмысленной. Выбирая веру в догматы, мы сравниваем альтернативные, еретические варианты, и наглядно видим, что, по меньшей мере, многие из них плохи, или даже явно абсурдны.
Но гораздо больше требуется от нас, когда речь идет о вере в Божии обетования. Требуется больше веры.
Мы имеем в виду слова Иисуса о своем возвращении, о своем втором пришествии. Здесь остается только слово евангельское, и больше ничего. Притом с неснятым вопросом: а верно ли мы понимаем это слово?
Предмет веры здесь есть такое событие, которое только еще будет. Его никто не видел, а масштаб самого события предлагается таким космическим, что и представить себе нельзя. Никакого воображения не хватит, чтобы вместить обетованный конец истории, картину суда и воздаяний вечных. Мы здесь не пытаемся объяснить некое уже произошедшее событие, но стоим перед верой в такую реальность (если она реальна), которую абсолютно неспособны сейчас представить себе. Такова вера в вечное бытие.
Между тем, важность этих предметов веры невозможно переоценить. Если христианские обетования и надежды убрать, все остальное рассыплется само собою. Если Христос не вернется, если жизнь на планете будет продолжаться до полного истощения ее ресурсов и до последней драки людишек за их остатки, если после этого умершая планета (на которой, возможно, не погибнут какие-то микробы, насекомые или крысы) будет продолжать свое вращение вокруг потухающего солнца, – то согласитесь, в этом случае любая религия останется грандиозным обманом. А ведь, в общем-то, мы двумя строчками обрисовали здесь лишь естественный ход событий, так, как они идут сегодня. Если ничего не произойдет, нарушающего этот порядок, то мир придет в смерть и бессмыслицу. Это очевидно даже ребенку. И тогда никакие благие воспоминания о Божиих явлениях в мире, о Моисее, о Христе или Мухаммеде, не дадут больше ни смысла, ни пользы.
И поскольку вера есть дело личное, то и обетование тоже важно именно как личное. Если даже в будущем, через сколько-то поколений после меня, Бог выстроит новый мир, как предсказано в Библии, но при этом я и мои друзья будем принципиально исключены из участия в нем, то моя личная вера в Бога, как и сама жизнь, снова полностью теряет смысл. Или, по меньшей мере, сохраняет лишь ту небольшую частицу смысла, которую предлагает древний иудаизм и коммунизм: ты, Вася, послужишь навозом для счастья будущих поколений твоего народа. Если такая надежда способна воодушевить вашу религию, то мы можем принести вам свои аплодисменты, но разделить такую надежду… Нет уж, увольте. На такое не согласится ни один христианин.
