В конце-то концов, – рассуждаем мы теперь, – ведь что зависит от нас и от нашего выбора? Как проводить свою жизнь на земле – и только. Есть смысл помощью Божией приблизить ее к исполнению заповедей. А дальше уж как Бог даст. Бойся Бога и живи по-человечески, а Бог уж поступит с тобою по-божески.
Вроде бы все это правильно, да не совсем так, как в Евангелии. Как ни вчитывайся в слова Христовы, а все же Он рисовал всему миру очень мрачные перспективы. Что-то не очень похожее на долгую жизнь в счастливом браке, на жизненный путь, который человек завершает более-менее спокойно и приходит не просто навстречу отцу где-то в поле, а на пир в чертогах отца.
Христос предсказал космическую катастрофу. Можно сколько угодно смеяться над адвентистами и иеговистами, несколько раз назначавшими дату конца света. Можно считать чепухой любые такие предсказания, исходящие от провидцев да ясновидцев. Но нельзя сделать одного: нельзя полностью переиначить евангельский текст.
Хотя в подобных попытках тоже нет недостатка. Иисус свою беседу о кончине мира переплел с предсказанием о менее глобальной катастрофе: о кончине Иерусалима, о гибели Храма и всей Иудеи. И ряд современных авторов стремятся все «космические термины» из Его беседы на Елеонской горе понимать как стандартные аллегории еврейских пророков, которые такими именно терминами описывали бедствия родной страны, но отнюдь не космические потрясения. В таком стремлении этих современных авторов кроется еще один важный положительный смысл.
Эсхатология оказывается плотно связана с космологией, а через нее и с теологией, и эту связь нельзя нарушить. Скажем проще. Если существующий мир приговорен Богом к смертной казни, хотя бы то было и за человеческий грех, то значит, Бог все-таки не сумел победить грех в мире, излечить мир от греха – даже жертвою Иисуса Христа. Значит, Богу все-таки приходится прибегнуть к грубой силе, а тем самым признать свое поражение? Ведь и так понятно, что Творец этого мира в этом мире самый сильный. И если Он смахнул с доски все фигуры, то значит, Он проиграл, хотя и помешать Ему в этом мире никто не может. И если даже Он начал заново, и более успешно, все равно нет надежды, что получится хорошо. Причем речь идет только об этом мире. В иных сферах Творец этого мира, оказавшийся явно не идеальным, может быть, так сказать, дисквалифицирован.
Перед нами оказывается давно знакомый портрет гностического бога. В «хорошем» варианте гностицизма это бог неумный и слабый; в плохом варианте – откровенно злой, но в любом случае – не единственный и не главный. Оба варианта в Церкви Христовой немыслимы; оба они известны ей давно. Оба сводят Благую Весть на нет. Отвергая этот неприемлемый гностический сценарий, в котором человеку не на что надеяться и нечего ждать, мы вновь возвращаемся к библейской мысли, что мир, устроенный Благим Творцом, сам по себе хорош, хотя и испорчен человеческим грехом, что он подлежит не полному уничтожению, с возможной перестройкой заново, а лишь преображению. Какова же степень этого преображения? Каков путь к нему? Почему он обрисован Христом в Евангелии в столь черных красках? Простого ответа здесь нет.
Можно, конечно, отмахнуться, и сказать, что пророческую речь, пророческие образы мы не понимаем. Это верно, по крайней мере, в приложении к таким книгам, как Апокалипсис или «Пастырь» Ерма. Но от того, что записано в Евангелии, во всем остальном Новом Завете на эту тему, отмахнуться сложнее. А записаны там предсказания о Божием суде и космической катастрофе.
