Огородные хозяйства остались позади. Молчун не хотел бы быть фермером. Хоть землю пахать, хоть за скотиной следить его не тянуло. За ней же, гадиной, целый день надо смотреть. Но ещё меньше он хотел быть сборщиком долгов.
Даже его нынешняя работа была проще. Даже то, что он делает сейчас.
Он шел пружинистой и в то же время расслабленной походкой. «Типа я просто прогуливаюсь по городу, единственному в своем роде».
В вечернее и ночное время такие окраины Острова были довольно опасны. В доках и в переулках, а тем более во дворах или брошенных зданиях незадачливого прохожего могли заставить поделиться. И продукты отбирали за милую душу. Реже, но случалось такое и на оживлённых улицах, и на набережных. Власти с этим почти не боролись. Молчун давно понял это. Когда он вступил в «клан» Михайлова, то быстро осознал, что теперь можно ходить без боязни, даже с рюкзаком, полным хабара, привезённого извне. Мелкая гопота связываться с людьми магнатов жутко боялась. А проблемы фраеров правителей не интересовали. Оба дуумвира исповедовали стихийный социал-дарвинизм и считали, что тот, кто себя защитить не может, виноват сам.
А вот и Малый проспект, торговая зона. Здесь уже безопаснее, но до введения комендантского часа ночью тут, что называется, пошаливали. Сейчас – нет.
Конечно, в такой час тут ещё мало что открыто.
Он шёл с рюкзаком за плечами и в своей обычной чёрной форме, которая раньше, до попадания его в наёмный отряд, лежала, скорее всего, на складе Министерства внутренних дел. Той ещё, не существовавшей уже полвека страны. Разве что шевроны и другую атрибутику «бойцовые коты», да и «еноты», у которых форма была почти такая же, но серая, пришивали свою.
Людей на улицах не было. Магнаты совсем недавно установили комендантский час. Раньше, как говорили, такого не было вообще, и многие шарахались пьяными по улицам до утра, буянили и безобразничали. Да владетели и не видели в этом большой угрозы для себя. Разве что гвардия их иногда была не прочь извлечь дополнительный доход от патрулирования.
Не сказать, чтобы запрет был очень строгий – мелкая рыба в сети попадала и выходила из них, лишаясь чешуи, а вот крупная рвала и уходила. А иногда просто игнорировала. Поэтому и сейчас случалось, что кто-то шлялся и буянил. И в основном это были люди, которые служили самим магнатам.
А вот мелкая сошка, да, стала лучше знать своё место. Что и требовалось.
Свет фар. По проспекту проехала запоздавшая (или наоборот, ранняя) машина – не привычный для внешнего мира УАЗ или другой джип, а большой комфортный автомобиль с низким дорожным просветом, какой-нибудь Вольво или Мерседес, который нигде за пределами этого островка ездить бы не смог. Может, засидевшийся в лавке за сведением баланса купец, или пьяный гуляка возвращается из ресторана. Один и тот же человек в разные дни может побывать в обеих ипостасях. Это Питер.
Вдалеке уже виднелся забор кладбища.
Но на пересечении с улицей Беринга впереди показался пеший патруль «котов» из трёх человек. Младший помахал и вышел на свет фонаря – это надо было сделать, потому что иначе могли стрельнуть. Древние фонари стояли больше для красоты, от силы один из двадцати был исправен. Да ещё на зданиях иногда в ключевых точках висели светильники и лампы разной мощности.
Его узнали сразу. Старший патруля, Кирюха Котов, был ему знаком. О том, какая у Кирюхи кличка, с такой-то фамилией, можно было предположить. Но нет, не Кот. А Хлеб. Почему, никто уже ту историю не помнит. Хлеб, здоровый мордоворот, кивнул – мол, иди-иди, Саня, по своим делам, не задерживайся. Двое его напарников были без автоматов, да и в кобурах могли у них быть бутерброды или огурцы на закуску.
