– Здесь есть где-нибудь место, где могут проехать повозки?
– Да, левее.
Ингард повернул своего коня, и викинги последовали за ним. Вскоре крутой склон действительно перешёл в более пологий, на котором виднелось некое подобие дороги, и Гейр направил коня вниз. Ещё через пять минут они въезжали в деревню, и финны с опаской провожали их отряд испуганными взглядами из низких оконцев.
Пока Брюньольв договаривался с выскочившим им навстречу годи32 о размере дани, Ингард узнал, в каком доме живёт Гунхильд и, отвезя ее туда, помог занести хворост.
Дверь была очень низка, и Гейру пришлось согнуться пополам, чтобы пройти внутрь. И, начав выпрямляться, он столкнулся взглядом с горящими глазами немолодого, но и совсем ещё не старого финна.
Такой ненависти Ингард не видел ещё никогда в жизни, и она ошеломила его. Дико закричав, финн схватил ухват и бросился на гостя. Не теряя времени и не размышляя, чем вызвана такая ярость, Гейр швырнул вязанку хвороста в нападавшего и выхватил Хрунтинг, приготовившись зарубить этого безумца, как только он приблизится на достаточное расстояние.
Следом за Ингардом в дом вошла Гунхильд. Увидев меч, девушка всем телом повисла на руке Гейра, тоже что-то истошно вопя. Разозлившись, Ингард отшвырнул её в сторону и схватил левой рукой ухват, нацеленный ему в живот. Отведя его вверх и влево, Гейр дёрнул ухват на себя и от всей души врезал гардой меча по лицу ошеломлённого финна. Клацнув зубами и лишь чудом не откусив себе язык, тот разжал ослабевшие пальцы и вытянулся на полу, разом утратив свой воинственный пыл. Девушка, про которую Ингард успел забыть, кинулась к нему, заслонив его своим телом от разгневанного викинга. Подумав, тот вложил меч в ножны и, пройдя в светлицу, уселся на скамью, поставив ухват между ног и опираясь на него, как на посох. Когда Гунхильд наконец-то подняла на него глаза, он хмуро спросил, всем своим видом показывая, что шутить не намерен:
– Ну, и что всё это значит?
– За неделю до вас сюда приехали колбяги33. Они стали грабить всё, что попадалось им под руки, а когда Хильдигунн попыталась воспрепятствовать этому, они её убили.
– Кто это, Хильдигунн? – смягчившись, спросил Гейр.
– Моя мать, – тихо произнесла Гунхильд, опустив голову.
Когда Ингард вернулся на площадь, спор между годи и Брюньольвом относительно дани был закончен, и началась торговля. Протолкнувшись сквозь толпу лопарей, пялившихся на повозки с различными товарами, которые Брюньольв захватил с собой из Аурланда именно для этих целей, и приценивающихся к понравившимся вещам, Гейр приблизился к херсиру.
На его удачу, Брюньольв только что получил от жреца пятнадцать марок серебра и связку шкурок, что положительно повлияло на его настроение.
– Извини, что отвлекаю, херсир, – почтительно начал Ингард, – но у меня к тебе есть одно важное дело.
– Говори, – кивнул Брюньольв, продолжая любоваться переливами меха, который держал в руках.
– Что бы ты сказал, если бы получил всё, что тебе причитается?
– Не понимаю, – нахмурился херсир, оторвавшись, наконец, от своего занятия. Гейр заговорил ещё более вкрадчиво:
– Я говорю, что ты получил далеко не всё. До нас здесь похозяйничали колбяги, и они взяли себе гораздо большую долю.
– Где они? – просипел Брюньольв, уперев горящий взгляд в опешившего жреца и стиснув забытую шкурку в своём огромном кулаке так, словно намеревался вбить её ему в глотку. Годи судорожно сглотнул, прежде чем ответить.
