Не вышло. Управляющий-то был найден, а вот адвокат тактично и твёрдо пресёк эти попытки, так как несколько имущественных споров требовали её присутствия в суде, чтобы дело не затягивалось надолго. Пользуясь смертью хозяйки, несгибаемый характер которой наводил страх на всю округу, несколько соседей тут же подали в суд, надеясь отхватить пару спорных участков, по которым шла долгая тяжба. Тем более что новая молодая хозяйка долго не появлялась. Вскоре сутяги убедились, что Грета тоже далеко не подарок и явно дочь своей матери. Суды были выиграны быстро и окончательно. Но для этого пришлось задержаться, гуляя по горам пешком и на лыжах, дыша свежим воздухом, что, впрочем, пошло ей только на пользу, как и моральное удовлетворение от маленьких, бескровных побед.
В перерывах между судами и прогулками, Грета взялась разбирать бумаги матери, из которых ей, для начала, стало известно, что в Аргентине живёт парочка дальних родственников и ещё один – в Австралии. Ни с кем из них Грета ни видеться, ни даже слышаться не желала, а потому просто отложила новую родню в сторону. В прямом и переносном смыслах. Несколько писем, газетных вырезок и прочий исторический хлам, как и огромную подборку речей фюрера, книг о Второй мировой и «истинных причинах краха» Третьего рейха, Грета просмотрела и велела убрать в кладовую. От картины с кораблём, которую она помнила с детства, осталась только обгоревшая рама, которую не выбросили, а хранили до её приезда. Грета осмотрела останки рамы с почерневшей позолотой, и только после этого обломки отправились в печку. Ничего интересного, таким образом, в бумагах Грета не нашла. Она на это и не надеялась (в отличие от Эрика, настоятельно рекомендовавшего заняться бумагами), но просмотреть, от нечего делать, было необходимо.
И всё же новый магистр оказался прав: на дне одной из шкатулок, с многочисленными фамильными драгоценностями матери (а теперь её), Грета нашла маленький ключик на тонкой цепочке. Целый вечер она посвятила тому, что подбирала ключ ко всем замкам и замочкам в доме, пока не нашла то, что искала. Как водится, почти под боком. Незаметный, скрытый ящичек в туалетном столике, стоявшем в спальне матери, открылся легко и плавно.
В небольшой зеленоватой папке лежали два листа и старая фотография. С потемневшей фотографической карточки на Грету смотрел молодой офицер в фуражке с круглой кокардой, в офицерской форме и с Георгием на лацкане мундира. Он сидел, немного развернувшись левым профилем, но скрыть шрам на правой щеке, заканчивающийся у глаза, эта поза не могла. Взгляд, несмотря на качество и давность фотографии, у офицера был пронзительным и глубоким одновременно. Внизу стояла красивая, сделанная явно в ателье подпись: «1916 годъ».
На следующем листе значилась надпись по-немецки: Москва, Кривоколенный переулок, дом 5, квартира 8 и фамилия: Парамонов Тихон Яковлевич. Грета улыбнулась, представляя, как кто-то писал название «Кривоколенный» на немецком языке, и отложила фото и лист в сторону. Они ни о чём ей не говорили и ничего не могли объяснить. Разве что она вспомнила, что старший брат матери, Фридрих, был майором абвера – гитлеровской разведки и пропал в 1941 году под Москвой… Но и это всё было ни туда и ни сюда, снова ввернула русские слова Грета и перевернула третий листок… На нём был хороший карандашный рисунок, который бросил Грету сначала в жар, а потом и в холод. Слишком хорошо был знаком ей предмет, изображённый на листке!
