Читать онлайн Ольга Квирквелия - Историческая наука и теория социальных эстафет М. А. Розова

© Ольга Руслановна Квирквелия, 2024

ISBN 978-5-0064-2418-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Осознание специфики гуманитарной науки и ее методов, как известно, относится к к. XIX – н. XX вв. В неокантианской школе формулируется тезис, что «науки о культуре» изучают индивидуальные явления, а «науки о природе» – общие законы.

М. Вебер писал: «Для естественных наук важность и ценность «законов» прямо пропорциональна степени их общезначимости; для познания исторических явлений в их конкретных условиях наиболее общие законы, в наибольшей степени лишенные содержания, имеют, как правило, наименьшую ценность… В науках о культуре познание общего никогда не бывает ценным как таковое…". Правда, при этом он отмечает, что в области наук о культуре познание общего, образование абстрактных родовых понятий и знание правил, попытки формулировать «закономерные» связи вообще не имеют научного оправдания, но они – не цель, а средство познания.

И вот уже около столетия идет дискуссия о том, что такое история – наука или искусство? А ежели наука, то какая – номотетическая или идеографическая? А если все же номотетическая, то в чем конкретно это проявляется?

Дискуссия идет, не теряя своих остроты и интереса, то затихая, подавленная успехами внедрения естественнонаучных и математических методов в исторические исследования, то вновь возвышая голос, когда выясняется, что эти успехи явно преувеличены. Мне не хотелось бы вникать глубоко в эту проблему – ей посвящено достаточно много литературы, особенно философской.

А. С. Уйбо перечисляет шесть возможных вариантов оценки истории: 1 – как полноценной науки; 2 – как науки, не достигшей стадии зрелости, но развивающейся; 3 – как прикладной дисциплины, заимствующей теоретические положения у других наук; 4 – как чисто эмпирической дисциплины, обходящейся безо всякой теории; 5 – как полу-науку, полу-искусство; 6 – как духовное предприятие особого рода, не имеющее ничего общего с естественными науками и даже противоположное им. Автор последовательно и тщательно разбирает все возможные варианты и приходит к выводу, что история все же полноценная наука, однако в качестве аргументов он использует абстрактные построения, а не практику исследований.

Сами же историки более индифферентны к спору, который, казалось бы, затрагивает сущностные основы их науки. Оно и понятно: история – такая, какая есть, и, независимо от его результатов, она не перестанет существовать, да и вряд ли существенно изменится. Поэтому я в качестве примера рассмотрю лишь несколько статей из сборника «Гуманитарные науки в контексте социалистической культуры», дабы проследить основные направления дискуссии.

Г. А. Антипов отмечает, что в споре о месте гуманитарных наук в общем массиве научного знания существенны три позиции: 1 – гуманитарные науки – особый тип знания с присущей только ему процедурой понимания; 2 – каких-либо принципиальных отличий гуманитарной науки от науки естественной не существует; 3 – во всех науках существуют сферы гуманитарного и не-гуманитарного познания. Сам автор больше тяготеет к первой позиции, объясняя, правда, специфику гуманитарного познания не какой-либо его внутренней ситуацией, а спецификой его объекта.

В статье Б. С. Митрофанова и С. С. Митрофановой рассматриваются две тенденции преодоления специфики гуманитарного познания: 1 – сблизить гуманитарное познание с естественнонаучным путем устранения наиболее существенных отличий первого от второго, например, путем разработки средств объективизации исследуемой гуманитариями действительности; 2 – постулировать невозможность устранения этих отличий, например, невозможность объективизации в гуманитарном исследовании, и тем самым принципиально развести гуманитарное и естественнонаучное познание.

Далее авторы рассматривают возможные результаты реализации указанных двух тенденций.

В случае реализации первой тенденции гуманитарное познание может быть превращено в науку, соответствующую всем основным канонам изучения природных объектов и в то же время включающую в себя понимание как особую эмпирическую процедуру. Но в этом случае была бы утрачена основная ценность гуманитарной науки – человеческое самопознание как рефлексии человека над самим собой, как диалог и сопереживание.

В случае реализации второй тенденции следует, по всей вероятности, конституировать статус гуманитарии как особой сферы культуры (отличной от науки в собственном смысле этого слова, эталоном которой является наука естественная), как сферы, не входящей в состав науки, не являющейся одной из ее отраслей, пусть даже весьма специфичной.

Считая, что ни одна из этих двух тенденций не является оптимальной, авторы предлагают третий путь, связанный не с прямым переносом программы естественнонаучного исследования в мир гуманитарных феноменов и не с полным размежеванием с познанием естественнонаучного типа, а с использованием естественных наук в качестве резервуара методологических образцов в процессе построения методологии гуманитарного познания, позволяющим сохранить в предмете гуманитарии все специфические особенности внутреннего мира человека, человеческого сопереживания, общения, диалога.

Здесь самое время обратить внимание на одну немаловажную деталь: соотношение понятий «гуманитарные науки», «общественные науки» и «историческая наука». Казалось бы, все ясно: историческая наука является частью области общественных наук, которая, в свою очередь, есть часть сферы наук гуманитарных. Однако это понимание не является общепринятым – иногда имплицитно, а иногда и вполне осознанно в общем комплексе наук выделяется три области – естественнонаучная, изучающая природные объекты; общественная, изучающая социумы, и гуманитарная, ориентированная на познание конкретного человека.

Отмечу, что общественные науки почти никогда не противопоставляются естественным (в отличие от гуманитарных). Это может быть связано как с тем, что гуманитарные науки понимаются как включающие в себя общественные, так и с тем, что они воспринимаются как отличающиеся от общественных наук объектом и предметом исследования. Первая позиция достаточно ясна – отсутствие противопоставления общественных и естественных наук диктуется требованием корректности – в данном случае могло бы иметь место противопоставление общественных и, к примеру, физических наук. Вторая позиция понятна в следующем контексте: обществоведение изучает закономерности развития общества, а наука, ориентированная на исследование закономерностей, уже по определению является номотетической. Что же касается наук об отдельном человеке, то там, вроде бы, такой жесткой ориентации нет. Отсюда и возможность противопоставления.

Но посмотрим на ситуацию в реальном составе исследования в той или иной науке, в данном случае – в истории. Здесь – и это очевидно – встречаются, причем в более или менее равном соотношении, работы как обществоведческого, так и гуманитарного (в узком смысле слова) характера. Дабы не быть голословной, приведу примеры гуманитарного исторического исследования серию работ Р. Г. Скрынникова: «Иван Грозный» (М., 1980), «Григорий Отрепьев» (Новосибирск, 1987) – и его же серию общественных исторических исследований – «Россия после опричнины» (Л-д, 1975), «Россия накануне Смутного времени» (М., 1985), «Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII в.» (Л-д, 1985).

Однако и в литературоведении – науке, относимой к гуманитарной (в узком смысле) области, – ситуация столь же неоднозначна: существуют работы как посвященные анализу творчества одного автора, так и изучающие закономерности развития литературы в целом. А из этого следует любопытное предположение: гуманитарные в узком смысле слова и общественные науки различаются не по предмету, а по объекту исследования. Иначе говоря, гуманитарные науки направлены на изучение субъектов деятельности, а общественные – на саму деятельность без персонификации субъектов. Но предмет – человечество – у них общий. Исходя из этого предлагаемое противопоставление кажется мне в принципе неверным.

Впрочем, возможен и такой принцип различения гуманитарных и общественных наук – по степени объективности существования объекта исследования за пределами соответствующей науки.

В. М. Розин, давая три градации – социальные, гуманитарные и общественные науки, – сосредотачивает внимание на критике естественнонаучного идеала в отношении гуманитарных наук.

На первых этапах она сводилась к двум моментам: 1 – гуманитарные науки изучают уникальные, индивидуальные объекты, а естественная наука имеет дело лишь с обобщенными случаями, в которых особенности единичного случая не представлены; 2 – объекты гуманитарных наук имеют ценностную и рефлективную природу, т. е. теоретическое знание об объекте, полученное исследователем, так или иначе влияет на сам объект. И хотя в дальнейшем автором показана и проанализирована роль, которую играют в гуманитарных науках обобщение и абстрагирование, по-прежнему параллельно сохраняется представление о том, что гуманитарные науки изучают уникальные объекты.

Однако эта установка все более и более расшатывается под воздействием проникновения в гуманитарные науки статистико-математических методов, ибо вполне понятно, что «сосчитать» уникальные объекты невозможно. И будь это проникновение ошарашивающе результативным, дискуссия, вероятно, на этом бы заглохла. Но, как справедливо отмечает М. В. Арапов, полезно разобраться, почему применение методов, зарекомендовавших себя эффективными в естественных науках, в гуманитарных иногда приводят к ошибочным выводам, а чаще – к тривиальным.

Попытки объяснить относительную неэффективность математических методов осуществлялись одним из трех путей:

– «Алхимическая» гипотеза – утверждалось имманентное для гуманитарного знания «отсутствие сродства» к математике. «Язык внеположен числу» – лаконично выразил эту точку зрения Н. С. Трубецкой.

– Гипотеза «мы очень млады» – в гуманитарных науках не успела сложиться сеть базисных понятий, для которых легко было бы найти математические корреляты. Попытки формализовать гуманитарное знание сплошь и рядом ведут к появлению понятий, которые не были интуитивно очевидны предшествующему поколению исследователей.

– Гипотеза, которая является своего рода инверсией предыдущей – не гуманитарные науки не созрели для использования математических методов, а в самой математике не возник еще достаточно гибкий аппарат, применение которого имело бы успех в сфере гуманитарного знания.